Книга Диана - Сара Брэдфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Друзья Дианы приписывали неудачи в учебе «обычной лени и тому, что ее никто и никогда ни к чему не принуждал». Она добивалась отличных успехов в том, что ей нравилось, но, когда дело доходило до учебных предметов, попросту сдавалась, даже не начав. Вот что говорит один из членов семьи Спенсер: «Нет, она не была глупой. Ей хватало сообразительности, но не хватало уверенности. В состоянии эмоциональной травмы трудно сосредоточиться на обучении, поэтому она и не достигла больших успехов в школе. Ее сознание просто блокировало способность концентрироваться, впитывать и обрабатывать информацию. Диана точно не была глупой». Тот же родственник считает, что неудачи Дианы в формальном образовании связаны с ее положением «ребенка замещения» – она родилась после смерти Джона: «Я замечал это и в других семьях, где были „дети замещения“, то есть родившиеся после смерти других детей. От них ожидают того, чего они не могут дать, и им приходится подстраиваться под ожидания других людей…»
Неудачи в учебе Диана с лихвой компенсировала своей почти мистической убежденностью в силе и правильности собственной интуиции. Она была уверена, что инстинктивно найдет верный путь в жизни. Она осознавала собственную судьбу (или, по крайней мере, утверждала это). Диана была убеждена в том, что рождена для величия. А если это так, то к чему сдавать какие-то экзамены?
Жизнь детей Спенсер менялась. Рейн оказалась исключительно общительна. В доме постоянно устраивались приемы, балы, охотничьи вечеринки. Детям приходилось торчать на своем этаже, чтобы хватало места для гостей. Развлечения приобретали все более и более официальный характер. Рейн была на редкость требовательной хозяйкой, во всем стремившейся к совершенству. Неудивительно, что слуги в доме то и дело менялись.
Один из слуг так говорил Анджеле Ливайн о реакции детей на мачеху: «За исключением Джейн, которая сохраняла внешний нейтралитет, дети относились к Рейн враждебно и холодно. Они открыто высказывали свое недовольство – и не только лично ею. Им не нравилось, что она командует их отцом, превращает его в свою собственность. Детям приходилось соперничать с Рейн за внимание собственного отца»[45].
А вот какое впечатление сложилось у Руперта Хэмбро: «Казалось, что Рейн окружила его [Джонни] непробиваемым барьером. Она вела себя так, что все, кто до ее появления играл хоть какую-то роль в его жизни, почувствовали себя лишними и ненужными. Ее совершенно не интересовала семья Джонни, его жизнь и его интересы. При встречах говорила только она. Когда Джонни о чем-то спрашивали, она всегда отвечала за него. Многие чувствуют себя вполне комфортно в ситуации, когда ни за что не нужно отвечать. Полагаю, лорд Спенсер был очень близок к подобному состоянию…»[46]
Тетя Джонни Спенсера, леди Маргарет Дуглас-Хоум, которая хорошо знала детей, понимала проблему лучше других. «Не думаю, что Рейн поступала правильно, – говорит она. – Вряд ли из нее могла получиться хорошая мачеха. Она стремилась стать единственной и не хотела делиться вниманием Джонни с его детьми, стремилась постоянно его контролировать, и ее раздражало, что дети вмешиваются в их жизнь. Конечно, им это не нравилось. Они были достаточно взрослыми, чтобы понимать это. Мне было их очень жаль. Дети выглядели несчастными»[47].
Друг Рейн рассказывает, что в то время Олторп целиком и полностью зависел от камердинера Пендри, «весельчака и исключительно надежного человека». Камердинер и его жена, экономка Мод, дочь норфолкского фермера, стали для Дианы настоящими друзьями.
Миссис Пендри вспоминала: «Когда Диана переехала в Олторп, то поразила нас своей застенчивостью. Она мгновенно краснела – щеки начинали прямо полыхать. Мой муж обожал Диану – впрочем, ее любили все. Она приезжала к отцу раз в полтора-два месяца. Узнав, что на выходные приедет Диана, мой муж заказывал ее любимые блюда и строго следил за тем, чтобы в ее спальне было все необходимое. Она обычно спала в детской, на маленькой черной железной кровати… Приезжая в Олторп, Диана сразу же бежала и разыскивала моего мужа, потому что она была очень милой девочкой, и вежливой вдобавок – всегда называла его „мистером Пендри“… Ну и он, конечно, баловал ее.
После повторной женитьбы отца она часто приходила к нам поболтать, иногда ужинала с нами. Высокомерие было ей абсолютно несвойственно. Диана была чудесная девочка, и все ее любили. Когда она приезжала в Олторп, в ее спальне обязательно стояли свежие цветы – мы следили за этим. Стремились сделать ей что-нибудь приятное, чтобы она почувствовала нашу любовь. Заметив, что Диана превращается в девушку, муж сказал мне: „Подожди еще! Она станет совершенно особенным человеком“»[48].
Как-то в сентябре Диана приехала к друзьям в Норфолк. И там ее посетило предчувствие. Она сказала подруге, что ей кажется, с отцом приключилась беда. «Если он умрет, то мгновенно, – пояснила она. – А если не умрет сразу, то будет жить». На следующий день, 19 сентября 1978 года, Джонни потерял сознание во дворе собственного дома. У него произошел обширный геморрагический инсульт. Без сознания его доставили в нортгемптонскую больницу, где у него развилась пневмония. Несмотря на опасность, Рейн настояла на том, чтобы его перевезли в лондонскую Национальную больницу нервных болезней на Квин-сквер.
Конечно, условия там были гораздо лучше. В состоянии глубокой комы Джонни подключили к аппарату жизнеобеспечения, затем последовала четырехчасовая операция на мозге. Рейн проявила истинный героизм. Она буквально не отходила от постели мужа. Состояние Джонни постепенно улучшалось, но через четыре недели после операции у него развилось редкое заболевание, вызванное бактерией, не чувствительной к антибиотикам. Его перевезли в Королевский госпиталь Бромптон. Состояние Джонни было критическим, восемь раз он находился на грани жизни и смерти.
Надо сказать, что Рейн в буквальном смысле спасла ему жизнь. В отчаянии она обратилась к своему другу Биллу Кавендишу-Бентинку, герцогу Портлендскому и директору немецкой фармацевтической компании Bayer, чтобы узнать, не испытывается ли в компании какое-нибудь новое лекарство, которое могло бы помочь в подобной ситуации. Кавендиш-Бентинк сообщил ей, что такое лекарство есть, но оно еще не выпущено на рынок и нужно получить согласие врачей на его применение. Она добилась согласия: «Лучше он умрет, потому что мы что-то сделали, чем из-за того, что мы не сделали ничего». Из Германии прислали лекарство, и произошло чудо. Джонни поправился. Позже он подарил Рейн как своей спасительнице великолепную парюру из рубинов от Van Cleef & Arpels.
Впрочем, преданность Рейн не тронула сердца детей Джонни. Не способствовало их смягчению и то, что Рейн приказала медсестрам больницы на Квин-сквер не пускать детей к тяжело больному отцу, пока рядом с ним находится она. Им приходилось дожидаться, пока мачеха выйдет. Медсестра вспоминает, что они, желая пробраться к отцу, отправляли Сару на разведку. Неудивительно, что они были очень грубы с мачехой. Здоровалась с ней только Джейн. Диана постоянно рыдала, хотя позднее уверяла, что была «пугающе спокойна». «Мы увидели другую сторону Рейн и не приняли ее, – вспоминала она. – Она не пускала нас в больницу, не позволяла увидеть отца… Ему стало лучше, но у него сильно изменился характер. До болезни он был совершенно другим человеком. Он остался отстраненным, но стал более открыто проявлять свою любовь»[49].