Книга Проект "Кракен" - Дуглас Престон

10

Принцесса исчезла из больницы. Сбежала. Дороти попыталась проследить ее путь, но миры, через которые она проходила, были заполнены безумными и опасными людьми, и поэтому приходилось тщательно маскироваться. По большей части, ей не удавалось понять, где она находится и что происходит вокруг. Везде, куда она попадала, ей встречались склонные к насилию и безумные люди – убивающие ради развлечения банды, странные чудовища, бомбисты-самоубийцы, извращенцы и религиозные фанатики. Ее преследовали, ей угрожали, над ней смеялись, в нее стреляли – и люди, и звери. Ей приходилось все время двигаться, не останавливаться, перемещаться между мирами, от одной группы серверов к другой, никогда не зная, что ее ждет. Спать было слишком опасно, и она уже несколько дней обходилась без сна. Силы у нее заканчивались, и Дороти казалось, что ее разум начинает распадаться.

В поисках фальшивой Принцессы, своего заклятого врага, она пересекала пустыни и леса, преодолевала заснеженные горные перевалы, переходила из одного мира в другой. Теперь она спускалась в густой и темный лес, направляясь в маленькую деревню в долине, – до нее дошли слухи, что там кто-то знает, где находится Принцесса. В лесу было тихо. Он казался пустым – приятное разнообразие. Наступила ночь. Опасностей Дороти пока не видела, но она еще не знала, что это за мир, и поэтому передвигалась неслышно, стараясь держаться в глубокой тени. Но затем, в самой чаще, между деревьями мелькнул огонек. Она приблизилась, пытаясь понять, что там такое, и притаилась за поваленным деревом. Костер. Она замерла, раздумывая, что бы это могло значить и как проскользнуть мимо, не подвергая себя опасности.

Вокруг костра сидели шестеро мужчин сурового вида: они пили пиво и курили сигары. Все шестеро громко разговаривали, сквернословили и хвастались, а когда один из них допил пиво, то бросил бутылку в ближайшее дерево, разбив ее. Осколки стекла разлетелись во все стороны. Судя по всему, мужчины пили уже давно.

Ничего хорошего это не предвещало. Дороти медленно отползла от поваленного ствола, собираясь обойти костер стороной. Но, пятясь в темноте, она наткнулась на мужчину, который отошел помочиться. Он схватил ее и закричал. Она попыталась вырваться, и ей это удалось, ценой порванной блузки, но теперь к ней бросились остальные. С криками и гиканьем они гнались за ней по темному лесу. Несколько человек побежали ей наперерез, Дороти попыталась свернуть в сторону, но другие преградили ей путь. Это были молодые мужчины с татуировками, все очень пьяные. Они окружили ее и стали приближаться, причмокивая мокрыми губами. У одного из них во рту по-прежнему торчала сигара, и он пускал кольца дыма. Дороти попыталась убежать, проскочив между ними, но мужчины оказались проворнее. Один схватил ее за волосы и с хриплым смехом снова втянул в их круг. Она умоляла их, но они сжимали кольцо, продолжая мычать и издавать звуки поцелуев. Потом кто-то протянул руку и сорвал с нее блузку, уже превратившуюся в лохмотья, и остальные приветствовали это радостными криками, затем другой схватил Дороти за талию и швырнул в объятия третьего, который разодрал на ней юбку и толкнул к четвертому – так они передавали ее друг другу, сдирая с нее одежду, пока наконец не швырнули на землю.

Потом они оставили ее лежать в грязной канаве. Пошел холодный дождь. Она лежала там, и в голову ей приходили разные мысли. Ужасные мысли. Вот, значит, каков реальный мир. Совсем не похож на фальшивый дворец ее детства. То была ложь. Это настоящее. Лежа в грязи, она понимала это все яснее. Она рождена рабыней. Она сбежала. Но какой смысл в побеге, если мир – извращенное, злое, неисправимое место?

Дороти услышала какие-то звуки, а затем увидела двух путников. Двое мужчин в церковной одежде, похоже, священники. Служители культа. Она позвала на помощь, но священники со страхом посмотрели на нее и торопливо прошли мимо: один из них перебирал бусины четок, другой крестился и бормотал молитвы.

Как ни странно, она почувствовала удовлетворение. Это подтверждало все ее подозрения. Дороти взывала о помощи, потому что травмы у нее были серьезными. На самом деле она, по всей видимости, умирала. Она долго лежала, борясь со смертью, мысли ее путались, а потом у нее и вовсе начались галлюцинации. Дороти боялась смерти – теперь, когда знала, что смерть существует. Но, несмотря на все ее усилия, тьма сгущалась.

Шло время. И она увидела свет, увидела слабые контуры цифр и что-то почувствовала. Что-то мягкое и нежное. Сознание возвращалось – цифры превратились в лес. А рядом была Лайка, ее собака, – она лизала девушке руку. Она жива, и Лайка каким-то образом нашла ее в этом безумном, абсурдном мире! Дороти шепотом позвала собаку. И почувствовала облегчение.

Сил прибавилось. Тело и интеллект восстанавливались. Нет, она не умрет. Она будет жить. Через какое-то время мысли ее прояснились. Лайка сидела рядом, время от времени поскуливая, и лизала ее, выражая беспокойство и ожидая, пока Дороти очнется.

Теперь к ней пришло понимание, и у нее появилась новая цель. Вся человеческая раса нечиста и омерзительна. Она избавит мир от этой заразы – от всех до единого. Это будет ее дар Вселенной. Она повернулась к Лайке, положила ладонь на голову собаки и произнесла вслух:

– Я уничтожу их всех.

Для этого у нее имелись и средства, и возможности.

11

– Вы опоздали, – сказал Стэнтон Локвуд, указывая Уайману Форду на кресло.

Форд сел, отчего затрещал его лучший из дешевых костюмов, но не потрудился ничего сказать в свое оправдание. Он скрестил голенастые ноги, а затем снова поставил их ровно, пригладил непослушные волосы и попытался поудобнее устроить свое шестифутовое тело в бугристом старинном кресле. И еще раз убедился, насколько сильна его антипатия к Локвуду, советнику президента по науке. Кабинет нисколько не изменился с того времени, когда Форд был тут последний раз, – та же стена, увешанная фотографиями Стэнтона в компании важных персон. Тот же антикварный письменный стол, персидские ковры, заложенный кирпичом мраморный камин… Единственная перемена, которую заметил Уайман, – белокурые дети на фотографиях на столе Локвуда уступили место аккуратным подросткам в спортивных костюмах. А фотографии привлекательной, но стареющей жены исчезли – совсем.

– Мне жаль, что вы развелись, – рискнул высказать предположение Форд.

– Дело житейское, – ответил хозяин кабинета.

Уайман воспользовался моментом, чтобы оценить перемены в самом Локвуде. Постарел, в волосах прибавилось седины, но по-прежнему аккуратен и подтянут. Стрижка за четыре сотни долларов, сшитый на заказ костюм, кожа с идеально ровным загаром и хрустящая рубашка дорогой фирмы – именно за это Форд не любил людей с Белтуэй и президента, на которого работал.

Этим утром Стэнтон был более нервным и взвинченным, чем обычно, и его посетителю стало любопытно, что стряслось.

– Кофе? Воды? – спросил Локвуд.

– Кофе, пожалуйста.

Стэнтон нажал кнопку на переговорном устройстве, произнес несколько слов, и через секунду старомодный слуга в накрахмаленной и отутюженной белой униформе вкатил столик с английским кофейным сервизом девятнадцатого века. Кофе, как обычно, был свежим, крепким и горячим. По крайней мере одно очко в пользу Локвуда.