Книга Пуля для императора - Андрей Белянин

– Папа…

– Да, Мишенька, – его голос был необычайно тих и ласков, – я всё знаю. Не вини себя, ты ничего бы не смог исправить.

– Но твой денщик, твой друг, он… Я не спас его, папа-а…

– Не надо. Матвей всегда знал, на что шёл, и думаю, понимал, чем всё закончится. Казаки первыми идут на смерть и встречают её, как невесту.

– Я не спас его. Не защитил Энни Челлендер. Я не смог наказать твоих убийц, отец.

– Ты всё сможешь, – приободрил он, указывая взглядом на серебряный браслет на моём запястье. – Ты мой сын, и ты Цепной Пёс Империи. Ты не один, но есть путь, которого никто не пройдёт, кроме тебя.

– Папа… я… ты же ничего мне не сказал. Я даже не знал, что принимаю на свои плечи, когда…

Вместо ответа он прижал палец к моим губам.

– Есть выбор, который каждый из нас делает сам. Выбор Родины, чести, веры, судьбы. Ты можешь хоть сейчас отказаться от всего, это твоё право. Никто не отнимет у тебя свободу выбора. Что бы ты не решил, я всегда буду с тобой, мой мальчик…

Я пришёл в себя от ледяной воды, водопадом ударившей мне в лицо. Чей-то голос удовлетворённо отметил, что я живой. Собственно, этот факт даже у меня вызывал естественное недоверие, но, возможно, говорящий знал больше.

Я отфыркался и отчихался, с трудом разлепляя глаза. Каждое движение отдавалось болью, руки онемели, связанные в локтях и запястьях. Кто-то очень постарался, чтобы я был безобиднее жертвенного ягнёнка на ритуальном заклании. Некто, кого я не мог разглядеть в полумраке, наклонился к самому моему лицу, тихо прошептав:

– Шо, хлопче, боивси? Ха?!

Я изо всех сил ударил лбом вперёд, как это делают шотландцы, и, кажется, попал. Раздался явственный хруст костей, а в моё горло упёрлась отточенная сталь.

– От щеня… Забив бы!

– Wir brauchen ihn lebend![2]– неожиданно прозвучало откуда-то со стороны.

Я злорадно выдохнул, понимая, что прямо сейчас меня не убьют. А там посмотрим.

Некто медленно, со значением, убрал нож (или что там у него было) от моего кадыка.

– Приведите его в чувство. Мы сами допросим молодого человека.

– Добро. А дивчину его мени, я перший!

– Даже пальцем её не трогайте. Она принадлежит только нам, и у нас на неё далеко идущие планы.

– Та шо там за…

Я услышал щелчок взводимого курка. Кто-то грязно выругался на незнакомом мне наречии.

– Меня предупреждали, что вы склонны к необузданной агрессии и выходу из-под контроля. Очень надеюсь, что подобное не повторится. Ибо я никогда и никого не предупреждаю дважды…

Наверное, на этом всё не закончилось; были ли какие-то действия, диалоги, выяснение отношений, честно, не знаю. По идее, должны были быть, но я отключился.

Сознание вновь заволок горячечный красный туман, и вырваться из его объятий не представлялось ни малейшей возможности. Впрочем, мне кажется, я дотянулся до голенища, извлек записную книжку отца и сунул её в солому. Не факт, что я это сделал! Хотел, но…

Возможно, если бы я хорошенько подумал на эту тему, какое-то разумное решение и нашлось бы, однако я не уверен, что сумел хорошо спрятать её. Я старался.

Никого не волновали мои планы и мои желания. В лицо мне вновь выплеснулась добрая половина Ниагарского водопада, я начал захлёбываться и опять пришёл в себя. Кто-то рывком поднял меня на ноги, привёл в вертикальное положение и куда-то потащил.

Нет, я бы и сам охотно пошёл, не люблю, когда меня волокут, словно мешок с навозом для удобрения садовых роз. Но двое китайцев, видимо, имели на мой счёт чёткие указания.

– Куда вы меня тащите, уважаемые сэры? – по-русски спросил я.

Не дождавшись ответа, повторил тот же вопрос на английском, немецком и французском. Думаю, они всё поняли, но отвечать не стали. Меня выволокли из какого-то полузаброшенного сарая и вывели на улицу. В смысле на свежий воздух. Моё узилище находилось на окраине деревни, у входа в сарай дежурили ещё трое китайцев с винтовками.

Это, если считать двух моих сопровождающих, получается пять. Приятно, что меня считают опасным противником, раз так охраняют. Мгновение спустя я вспомнил гибель Матвея, и удовлетворение сменилось ненавистью.

С трудом сдерживая пылающую в груди ярость, я шёл, опустив голову, через луг, вдоль плетня, по узкой тропинке к какой-то маленькой деревеньке. Улица, если её можно было так назвать, состояла всего из шести-семи добротных изб, рубленных в русском стиле, так сказать, без единого гвоздя. Это надо уметь.

Чуть поодаль стояла почерневшая от времени деревянная церковь, самая простая, без украшений и излишеств, с обычным деревянным крестом. За ней кучкой ютились ещё несколько избёнок, явно более бедных. Распаханные огороды, мычащие коровы в загонах, настолько плохая дорога, что трудно было поверить, что в это захолустье хоть кто-нибудь приезжал. Сколько хватало взгляда – со всех сторон высился лес и сопки.

Интересно, мы ещё на Ольхоне или нас уже вывезли с острова? То есть я знал, конечно, что он самый большой на Байкале, но не помнил, есть ли на нём русские поселения.

Да, собственно, я и сейчас никого из местных не видел – вдоль улицы прохаживались всё те же узкоглазые китайцы, окна изб были занавешены, неуверенно гавкали собаки, никаких признаков русской власти или хотя бы намёка на её присутствие видно не было.

Хорошо, я поверю, что не в каждой деревеньке есть управление полиции, но хоть какой-нибудь староста должен быть, или как?!

Неужели эти наёмники просто оккупировали деревню? Запугали винтовками местных жителей, разогнали всех по домам, люди и нос за забор боятся высунуть! Возможно такое?

Как видите, вопросов хватало, но ответы я мог получить только там, куда меня вели. Мои строгие конвоиры остановились у самого добротного дома, ворота охраняли сразу шесть китайских солдат. Вражеский штаб?

Я был передан с рук на руки и под ружейными стволами сопровождён до крыльца. Там на пороге стоял неизвестный мне человек в тёмно-зелёном мундире простого, пехотного кроя, с револьверной кобурой на поясе, очень бледным, незагорелым лицом и коротким ёршиком соломенных волос. Голубые, почти до бесцветности, глаза пристально, с нескрываемым презрением осмотрели мою потрёпанную и усталую личность.

– Майкл Строгофф, как я понимаю, – на практически безупречном русском начал он. – Что ж, я рат приветствовать вас ф этой забытой Богом глуши. Цивилизованные люди ретко посещают эти края. Тем более приятно видеть здесь выпускника Оксфорта.

– А вы, как я понимаю, заканчивали Венский университет? – с трудом разлепив губы, бросил я.

– Берлинский. Странно, что фы спросили. Мало кто ф этой дикой стране считает меня чужеземцем. Я что-то говорю не так, проблемы с произношением, заметный акцент, та?