Книга Незаурядная Маша Иванова - Мария Кострова

– Ну, как поживаешь? – Валька протягивает Маше ножницы.

– Спасибо, – говорит Маша.

– Спасибо, хорошо?

– Нет, спасибо за ножницы. Поживаю тоже ничего. Как ты?

– Ух… Да тоже неплохо. Вот, женат, как ты заметила…

– Честно говоря, еще не заметила. Твоя жена от меня куда-то прячется. Но много о вас слышала. Поздравляю. Как вы познакомились?

– О, это интересно!

– Стоп. Только не очень романтично рассказывай, а то я обзавидуюсь! Посуше пожалуйста, из снисхождения к одиночкам, – улыбается Маша.

– Мы познакомились в пункте переливания крови. В выпускном классе. Я сдавал кровь, чтобы немного заработать и купить… Ну, в общем, не важно. Катя сидела тогда в соседнем кресле. А через какое-то время я снова вернулся, чтобы сдать кровь бесплатно – я обещал это медсестре. И Катя снова была там! В этот раз мы уже решили не мешкать и обменяться и именами, и телефонами. А потом и кольцами. Ну что, не очень романтично?

– Нормально. Истории с медицинским уклоном во мне зависти не вызывают, – Маша отрезает уголок пакета с соком.

– Ну, а у тебя что на личном фронте? – Валя встает, чтобы достать из шкафа три фужера.

– Без перемен. Давай лучше о тебе. Где трудишься?

– Я преподаю в университете. Попутно пишу диссертацию.

– На тему?

– Хм… Эволюция божественного сознания в литературных памятниках человечества.

– Поняла все слова, кроме «хм», – смеется девушка.

– Ну, в общем, как Бог у нас в литературе меняется от столетия к столетию.

– Ну и как он меняется?

– Гуманизируется.

– А по-русски?

– Хм… Добреет, в общем, – Валя ставит фужеры на стол и судорожно ищет, чем еще себя занять: передвигает с места на место сахарницу, вынимает салфетки из пакета и снова их туда засовывает.

– Но это же все не достоверно, так? В литературе он такой, как о нем пишут люди, а какой он на самом деле, никто не знает, – рассуждает Маша.

– Это тема для другой диссертации, – улыбается Арбузов.

– И вообще, врут твои литературные памятники! Все время какие-то концы света прогнозируют, и ничего не сбывается!

– Хочешь мое мнение?

– Конечно!

– Все даты – правда. И Бог действительно собирается все закончить. И сообщает об этом людям. Но каждый раз передумывает.

– Почему? – Маша делает глоток сока прямо из пакета.

– Чем-то мы его цепляем! Видимо, хочется ему посмотреть: что же дальше-то будет?! Вот он и переносит все время дату Армагеддона…

– Интересное мнение… – Машка снова глотает из пакета, игнорируя жест Вали, подвигающего к ней фужер. – Надо срочно придумать, чем его удивлять будем, а то как-то не хочется того-этого…

– Того-этого? Да я смотрю, вы уже спелись! – Олеська вплывает в кухню сразу с двумя бутылками шампанского.

– Ладно, девчонки, побегу. Фужеры для коктейля вот в том стеклянном шкафу. Сами справитесь? – спрашивает Валя, не интересуясь ответом, поскольку сразу же закрывает за собой дверь.

– Ну что? – Олеська в один прыжок оказывается возле самого лица подруги.

– Ничего. Поговорили про его диссертацию. И про то, как он встретил жену.

– А про тот день, в школе? – такое ощущение, что Олеська мега-близорука, и увидит Машкино лицо, только если придвинется к нему вплотную.

– Не говорили, и не будем! – Машка тянет шею назад, чтобы хоть как-то очистить личное пространство от подруги.

– Ну, как хочешь… Хотя зря, – пожимает плечами Олеська. – А я его жену видела.

– Ну как? Красивая?

– Слова «она» и «красивая», прямо скажем, пишутся в разных абзацах, – Олеська отхлебывает из своего фужера. – Мммм! Вкуснейший персиковый беллини!

– Какая же ты противная! Так о незнакомых людях говоришь! – Машка следует примеру подруги и с удовольствием глотает холодный напиток.

– Я противная? А кто сказал про моего бойфренда, что способность к анализу – свойство его мочевого пузыря, а не мозга?

– Я. Но он тогда был уже твоим бывшим. О настоящем я бы ни-ни!

– А про кого ты сказала, что он самодур и самокретин?

– Про твоего начальника.

– Боже, кто это? – фигура Олеськи подается вперед и замирает в позе охотничьей собаки, учуявшей зайца, а взгляд, наоборот, расслабляется и становится томным.

– Говорю же, твой начальник! Но он реально таким был, судя по твоим рассказам, – Машка не понимает вопроса подруги.

– Да нет же! Кто – он? – Олеська вытягивает длинный палец с алым ногтем по направлению к кухонной двери, в которую только что протиснулась мужская фигура: высокая, мускулисто-подтянутая, облаченная в немного тесные на ляжках джинсы и приталенную рубашку с расстегнутым воротником. Фигуру венчает нормальных пропорций голова с копной темных волос, которым там, пожалуй, как и ляжкам в штанах, немного тесновато.

– Привет! Я – Корольков, – представляется фигура.

– Привет! А мы узнали, – весело отвечает Машка. – Ты забыла закрыть рот, – шепчет она подруге и для верности толкает ее ногой под столом.

* * *

Машка стоит на холодном кафельном полу Валькиного балкона. «Подышать и подумать», – так она для себя решила. Она только что поздоровалась с другом своего детства Димкой Корольковым. Перекинулась с ним парой фраз. Он спросил: «Как Анатолий Борисович?». «Не плохо. Пишет мемуары о своей поездке в Африку», – ответила она. «А как твоя мама?», – задала она встречный вопрос. «Стала жаворонком. Говорит, это возрастное. Теперь у них с папой второй медовый месяц», – улыбнулся он. И все. Так чего же теперь ее так колотит и бросает в жар от мысли о том, что Олеська зачирикала с Димкой в своей обычной непринужденной кокетливой манере, а он увлекся и увлек Олеську в соседнюю комнату пощебетать о том, о сем? А, может, и потанцевать. Этого Маша не могла знать, потому как сразу выбежала из кухни и прибежала сюда. И вот стоит теперь здесь с бокалом в руках, в одной не по-ноябрьски тонкой кофточке, накинутой на и вовсе июльское платье. «Как дура!», – зло думает Машка.

– Ну, чего ты тут одна, как дура? – слышит она за спиной.

«Какой противный все-таки у Олеськи голос! – думает Машка. – И интонации, и тембр. Гадость!»

– Что гадость? – спрашивает подруга.

Кажется, Машка сказала последнее слово своей гневной мысли вслух.

– Гадость этот твой беллини – сразу в голову дало, и в жар бросило! – Машка плохо врет, поэтому делает это очень редко и с потупленными в пол глазами.

– Странно! А Димке понравился… Я его угостила, – Олеська сама того не ведая, попадает своим двенадцатисантиметровым каблуком прямо в ноющую середину Машкиной мозоли. – Он тааакооой клеееевый!