Книга "Огненное зелье". Град Китеж против Батыя - Владислав Стрелков

– Кто вы?

– Леший, – пошутил я и разрезал путы пленников.

Старик продолжал пялиться на меня. Проследил за его взглядом. Абориген со смесью ужаса и удивления смотрел на мое оружие. Его глаза так и скакали – пистолет-карабин-пистолет-карабин…

Достал фляжку с коньяком и протянул старику:

– Вот, глотни.

Дед схватил ее, сделал глоток, и глаза его еще больше полезли из орбит. Прежде чем я успел забрать фляжку, старик сделал еще глоток. Ого, а это интересно! Второй раз он как бы получил удовольствие от напитка. Даже покатал коньяк на языке. Но в этом времени ничего крепче вина нет. Присел на оглоблю, задумчиво посмотрел на аборигена, достал сигарету и закурил. Глаза его еще больше расширились, но он не отшатнулся, а, наоборот, подсел ближе.

– Вы кто?! – с надеждой прохрипел дед.

Хотелось ответить вопросом на вопрос, но я сдержался, шок-то не у меня. Хотя вопросов к старику будет не меньше, чем у него. Этот хроно-абориген явно знаком и с карабином, и с пистолетом, а на сигарету-то как смотрит, не говоря про коньяк. Представлюсь, пожалуй, а там посмотрим. Поправив панаму, взял под козырек:

– Капитан Велесов. Военная разведка.

– Воен…ная разведка? – удивился дед. Затем спохватился, поднялся и хрипло представился сам: – Сорок четвертого драгунского Нижегородского Его Величества полка, поручик Матвей Власович Кубин! – И попытался щелкнуть каблуком, однако за неимением обуви вышло плохо.

Поднялся и я, стараясь не выдать своего удивления. Пробежал взглядом по сверхпожилому драгуну. Отметил крепкие ладони, коренастость фигуры, а главное, взгляд человека, много повидавшего. Надо сказать – коллега, то есть вояка.

– Тогда будем знакомы! – Я улыбнулся и протянул руку. – Владимир Иванович Велесов.

Он пожал, очень крепко пожал. Хм, а силы у деда достаточно, несмотря на возраст. Видя, что он собирается вывалить кучу вопросов, остановил:

– Матвей Власович, все вопросы позже. Первым делом надо кое-что сделать.

– Да-да, я понимаю, – закивал драгунский старлей, – добро, взятое на меч, счесть…

Эк, как его накрыло-то!

– Нет, Матвей Власович, – перебил я деда и показал на связанного степняка, – надо языка допросить: кто, где и сколько. А вы пока, вон, девушке помогите, а то второй раз в обморок падает.

И, оставив Кубина возиться с соратницей по плену, первым делом сходил и забрал у сосны карабин и ранец, вернулся, сложил все у телеги и подошел к связанному кочевнику. Тот уже пришел в себя и явно попытался освободиться, но только хлопотное это дело. Руки-ноги я ему спутал хитрым узлом, с петлей на шее. Любая попытка развязаться пресекалась удушением. Степняк, стараясь меньше шевелить конечностями, смотрел на меня с ужасом. В глазах читалось острое желание дать стрекача. Я «мило» улыбнулся, желая спровоцировать словоохотливость пленника, но такой реакции не ожидал – монгол дернулся и сразу стал пунцовым.

Вот ети! Выхватил нож и полоснул по веревке, пресекая неожиданный суицид.

– Шеитэн! – выдохнул степняк и закашлялся.

Немного посмотрел на то, как пленник ерзает, стараясь отодвинуться от меня, затем спросил:

– Таны нэр юу вэ?[1]

Кочевник заморгал, и к испуганному выражению лица примешалось удивление. Не понял, что ли? Или от шока свое имя позабыл? Странно, вроде бы правильно сказал. Монгольский язык я знал не очень хорошо, так сказать, бытовой минимум. Есть в Монголии небольшой городок – Сайн-Шанд, где мы прожили шесть лет в военном городке. Там же в школу ходил и с монголами общался. Вот и изучил немного. Родители у меня были полиглоты. Отец знал английский и французский, а мама – английский, немецкий и испанский. Так что задатки к знанию языков я имел. Однако за много лет монгольский подзабылся, вот и не понимает меня этот монгол. Или язык потомков Чингисхана за века сильно изменился, хотя вряд ли. А может, этот узкоглазый тип дурку включил? Не зря же пытался покончить с собой.

Потер пальцем клинок «Карателя» и повторил вопрос:

– Таны нэр юу вэ?

Моргает и молчит. Схватил монгола за грудки и приложил о землю. Сильно. Затем нажал на точку за ухом и сразу зажал рот пленнику. Посмотрел ему в глаза.

– Таны нэр юу вэ? – убрал руку, но без результата. – Вот упрямый монгол попался!

Стоп, чего это он влево глазами стрельнул? Там только труп. Кстати, в хорошей кольчуге, которая ему не помогла. А может, это не монгол вовсе? Поэтому не понимает? Однако среагировал на мои слова.

– Монгол, монгол, монгол, – повторил я несколько раз, наблюдая за реакцией. Затем спросил – где находятся остальные кочевники, вновь нажимая на болевую точку. – Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ?[2]

– Тешенмий… – прохрипел степняк.

Здрасте, приехали! Это точно не монгол. Не монгольский говор, уж наслушался за шесть лет. Может, татарин какой?

– Матвей Власович! – позвал я Кубина.

– Да, Владимир Иванович? – подошел дед, с интересом посмотрев на степняка.

– Вы случайно татарским языком не владеете?

– Увы, – развел руки старик.

– Жаль.

Тут я увидел, что он еще бос.

– Матвей Власович, вы бы обулись. Поищите вон в хламе на телегах. Кстати, что там с девушкой?

– С Софьей Ильинишной все в порядке. Напугана сильно. Владимир Иванович, не трудитесь с этим кощим, я знаю, где толмача сыскать. У купцов.

Посмотрел на степняка. И действительно! Ударом по шее вырубил пленника и связал его опять особо, но без петли на шее. Просто руки и ноги вместе.

Кубин вовсю колдовал у костра. На огне стоял котелок с водой, рядом грелось мясо, насаженное на заточенную палку. Я хмыкнул, хоть бы саблю вон взял, а обулся-то… впрочем, его дело.

– Владимир Иванович, – почти взмолился старик, – не томите. Расскажите все! Кто, откуда, а главное – КОГДА?!

Эк, как он вопрос выделил!

– Что же, теперь можно и поговорить. – Я взял небольшой тюк с какой-то рухлядью, бросил рядом с костром и присел. Покосился на девушку, сидящую у телеги и настороженно наблюдающую за мной, и сказал:

– Итак, я Велесов Владимир Иванович, из России две тысячи двенадцатого года.

– Две тысячи двенадцатого! – потрясенно повторил дед.

– А вы, я так понимаю, конец девятнадцатого – начало двадцатого?

– Тысяча девятьсот четырнадцатый год, – вздохнул Кубин.

– И сколько вы тут?