Книга Веер (сборник) - Ольга Морозова

И случай бы быстро забылся, да неожиданно получил продолжение. Следующим вечером Алексей не пошёл в лагерь, а остался дома у хозяйки — та насобирала грибочков, напекла пирогов, пригласила попробовать, с пылу с жару, да и вечер выдался хмурым, накрапывал дождь. Алексей не возражал.

Перед ужином он вышел во двор покурить, тут же сынок хозяйки крутился, мальчонка лет десяти. Алексей сел на хлипкую скамеечку, пацан подбежал к нему, хотел что-то спросить, но с криком отпрянул. Алексей посмотрел вниз, и успел увидеть, как от его ног отползает огромная чёрная гадюка. Но пока схватил вилы, её и след простыл. С этого дня парень стал часто замечать, что стоит ему сесть где-нибудь, как невдалеке слышится шорох, мелькает хвост, или гибкое змеиное тело. Он перестал обращать на это внимание — здесь и правда много змей. К тому же гадина не причиняла особого беспокойства, она уже не подходила близко, но он всегда знал, когда она была здесь.

Тем временем дни текли своим чередом, группа вела изыскания, деревня жила своей жизнью. Наступил август, и геологи начали собираться в дорогу. Они хотели перебраться подальше, за перевал, километров за сто от деревни, там и разбить лагерь в тайге. У них был график, разработан маршрут, и они не хотели от него отклоняться. К тому же все дела здесь они практически закончили, и через несколько дней планировали начать перебазирование.

В тот день Алексей остался дежурить в лагере, остальные разбрелись по хатам, вскоре им предстояла полевая жизнь, и они хотели сполна насладиться заботой и теплом хозяюшек.

Алексей сидел у костра, тихо перебирая струны гитары, когда услышал, что кто-то идёт прямо к нему. В темноте он не сразу узнал Софью. Девушка выглядела решительно.

«Извини, что без приглашения, я хотела поговорить наедине, — красавица не смутилась и села рядом. — Разрешишь?»

Алексей молча кивнул. Софья не стала ходить вокруг да около, а перешла прямо к делу. Она огорошила парня тем, что любит его, вернее, полюбила с первого взгляда. Ей всё равно, как он к ней относится. Она знает, он холост, а это главное. Она сумеет сделать так, чтобы он её полюбил. А если нет, то и быть с ним для неё счастье само по себе. Она ничего не просит и на что не претендует. «Но, — добавила она решительно, — я знаю, вы идёте без поварихи, а мужчины не любят готовить, да это и отвлекает от дела, я попросилась к вам в партию поварихой. Меня Андрей Петрович взял. Я дойду с вами до Москвы, там устроюсь, и буду поступать в институт. У вас я немного заработаю, так что на первое время хватит. Я работы не боюсь. Всё равно мне здесь не жить. Так что тебе придётся смириться с моим присутствием. Но я не собираюсь навязываться, если не хочешь, я ни полусловом, ни полувзглядом не обмолвлюсь, не бойся». Тут Софья замолчала, и стала пристально смотреть в огонь: «Только сейчас не гони, пожалуйста, хорошо?»

Алексей вместо ответа привлёк девушку к себе и горячо обнял. Он нашёл губами её губы и начал жарко целовать, приговаривая: «Любушка моя, как ты могла подумать, что прогоню? Я такую, как ты, всю жизнь искал, да боялся, оттолкнёшь, посмеёшься». Он гладил девушку по русым волосам, и ласки их становились всё откровеннее и жарче. Как настоящая сибирячка, Софья ринулась с головой в любовь, забыв обо всём на свете.

Они, конечно, не услышали тихого свиста и шороха травы, приминающейся под гибким телом. Вскоре влюблённые встали с бревна и ушли в палатку. Благо в лагере никого не было, и они могли совершенно не стесняться. В палатке страсти ещё больше накалились, Софья, несмотря на небольшой опыт общения с мужчинами, оказалась чрезвычайно горячей девушкой. Алексей не мог себя сдерживать, да она и не просила. Распалённые страстью, они забыли застегнуть палатку, и не обратили внимания на то, что большая чёрная змея втянула себя внутрь и спряталась в углу.

Вдоволь натешившись, они уснули, уставшие, но счастливые. Сколько они спали, неизвестно, но Алексей проснулся от дикого крика Софьи: «Боже, она меня укусила!!!» Он приподнял голову, ещё не понимая в чем дело. Софья смотрела на него расширенными от ужаса и ставшими вдруг бездонными глазами. Её трясло, как в лихорадке. Алексей присмотрелся к ней внимательнее, и увидел на шее и на груди по две маленькие точки, из которых неспешно вытекали струйки чёрной, как ему показалось в тот миг, крови.

«Что с тобой, Сонюшка?!» — произнёс он, уже понимая, что случилось.

Софья, еле ворочая ставшим вдруг свинцовым языком, произнесла: «Змея. Укусила». Из глаз её полились слёзы. Алексей заметался по палатке, потом выскочил наружу, нашёл аптечку, но противоядия не оказалось. «Чёрт, — подумал он, — наш медик совсем рехнулся». Он отбросил ненужную аптечку и вернулся к Софье. Ей становилось всё хуже. Он попробовал отсосать кровь из ран, но понял, что в поисках противоядия потерял драгоценные секунды. Софья уже была без сознания. Он хотел взять «газик» и отвезти девушку в деревню, но вспомнил, что машину забрал начальник — хозяйка, у которой тот жил, попросила свозить её в райцентр.

В панике он совсем забыл про рацию, но, увидев её на столе, принялся вызывать Андрея. Тот долго не подходил, но наконец отозвался. Сбивчивым, задыхающимся от волнения голосом Алексей объяснил, что случилось, и просил поскорее приехать. Тот сказал, что выезжает немедля.

Газик приехал быстро, они погрузили Софью в кабину, и повезли в больницу. Но доехать не успели. Девушка умерла в дороге. Как сказал потом врач, доза была слишком велика: «Ничего не пойму, зачем она её так искусала? Змеи редко сами нападают на людей. Чем вы ей помешали? Жалко девку. Только жить начала» — и покачал головой, как будто протестуя против неумолимого рока. Алексей угрюмо молчал. Пока «газик» трясся по просёлку, он ещё надеялся, но теперь всё кончено. Его тоже больше нет. Он умер вместе с Софьей.

Когда родителям Софьи сообщили о происшедшем с дочерью, у матери случился сердечный приступ. Она не могла поверить, что дочь погибла. Глаза её умоляюще перебегали с одного мужчины на другого, в надежде, что они скажут, что это глупая шутка. Но они молчали. И она поняла, что это правда, и Сонечка больше никогда не вернётся. Отец хотел было обвинить Алексея, но, посмотрев на парня, осёкся. Краше только в гроб кладут. И заплакал, подумав, что на всё воля Божья.

Похоронили Софью на местном кладбище. Все сельчане и геологи пришли на похороны, и Алексей был здесь. С тех пор он едва перемолвился с окружающими парой слов. Он очень похудел и осунулся, был небрит и нечесан. При взгляде на него у родителей Софьи сжималось сердце. Они, конечно, знали о планах дочери, знали, куда она пошла. Становится у неё на пути было бесполезно, и они смирились с её решением уйти из посёлка. Само собой, они считали Алексея слишком легкомысленным, и неподходящим для дочери, но она всё решала сама. Но теперь, видя его скорбь, они изменили своё мнение. Парень так остро переживал случившееся, что они поверили в его чувства и жалели его.

«Алексей, гляди-ка ты, — говорили сельчане, — совсем не в себе, видать, крепко присушила Софьюшка парня, даже смотреть страшно. Не наложил бы на себя руки». Но руки он не наложил.

Отъезд отложили на неделю, но после поминок геологи собрали вещи и перебрались на новое место. Там разбили лагерь и начали работу. Состояние Алексея опасений не вызывало, он работал, как все, только прекратил играть на гитаре и почти не разговаривал.