Книга Физиогномика и выражение чувств - Паоло Мантегацца

Свои выводы о мимике он резюмирует так:

Из всех приведенных мною данных следует, что ощущение, воображение и даже самая мысль, как бы ни была она возвышенна или отвлеченна, не действуют без того, чтобы не вызывать соответствующего чувства, и это чувство отражается непосредственно, симпатически, символически или метафизически, во всех сферах внешних органов, которые и выражают его так или иначе, смотря по свойству их собственной деятельности, как будто бы каждый из них был возбужден непосредственно.

В этом учении кроется зерно глубокой истины, но её едва возможно рассмотреть за туманом метафизических выражений. Я надеюсь, что в моей книге, в главе о мимической азбуке, читатель найдет лучшее освещение предмета.

Пидерит[23]издал в 1859 г. опыт изучения выражений лица, а в 1867 г. научный трактат о мимике и физиогномике. Бэн, Герберт Спенсер и некоторые другие психологи позитивной школы собрали ценные наблюдения над некоторыми выражениями лица человека.

Но только Дарвину принадлежит честь первого применения нового метода изучения мимики человека и открыт для широкого поля сравнений, путем исследования простейших форм мимики у животных, наиболее сходных с нами.

До него великие анатомы и физиологи касались только одной стороны проблемы: они занимались выражением лица только в его отношении к эстетике и искусству. Он же, при своем широком и проницательном уме, наметил общие законы, управляющие выражением чувств во всем царстве животных. Его книга «О выражении волнений у человека и животных» – один из самых блистательных монументов, воздвигнутых его гением, и можно без преувеличения сказать, что учение о мимике, как специальный отдел сравнительной биологии, поставлено им в положение новой науки в этой изданной лишь в 1872 г. в книге, к которой мы еще не раз будем обращаться впоследствии.

Дарвин изучал мимику главнейших чувств у животных, у детей и взрослых. Он разослал длинный ряд вопросов путешественникам, миссионерам и всем своим корреспондентам во всех пяти частях света. Он собрал таким образом необычайное множество новых фактов, затем рассматривал их как бы чрез лупу, подводя под теорию эволюции, для того чтобы открыть их соотношения, найти связь причин и действий. Можно не соглашаться с ним в некоторых частностях, можно отвергать некоторые из его объяснений, как слишком смелые, но при всем том нельзя не удивляться той широте горизонта, какая открылась перед нами с появлением его книги.

Прошло не более 2 столетий со времени появления сочинений Де Лапорты и до появления книги Дарвина, а между тем какая бездна разделяет методы этих двух исследователей! Точно читаешь две книги, написанные на разных языках. С одной стороны – гадания, каббалистика и несколько скудных мыслишек, выплывающих из океана рискованных утверждений и случайных сближений. С другой – мало утверждений и много сомнений; но какая верность метода, какие виды открыты для будущего! Там перед нами был мир фантастически, где ничего нельзя было схватить, – все только туман и видения; здесь же мы становимся ногами на твердую почву природы и вступаем на путь настоящего научного исследования.

Придется идти этим путем, может быть, много веков, но зато не придется нам уже возвращаться назад или переменять направление.

Однако же, новейшая физиогномика не могла удовлетворить толпу, которую так долго угощали забавными глупостями и красивыми сказочками. И потому еще в текущем столетии продолжалось издание книг, которые, при всей их кажущейся серьезности, с претензией на научность, сильно отзывались духом астрологии или, по крайней мере, сентиментальной физиогномики.

Как на образец такого рода произведений, я укажу на «Полный трактат о физиогномике» Лепеллетье де ла Сарта (Traité complet de la physiognomonie), где напыщенность формы изложения соперничает с пустотой содержания. А между тем автор был врач.

То же самое надо сказать и о двух томах знаменитой Энциклопедии Pope, излагающих учение о физиономии – «Новое руководство для физиономиста и френолога» (Le nouveau manuel du physionomiste et du pbrenologiste, Paris, 1838 г.) и «Дамский физиономист» (Le physionomiste des dames. Paris, 1843 г.). Первая из этих двух книжек даже и начинается прямо ложью, так как ее выдают за посмертное сочинение Лафатера и профессора Шоссье, а другая предлагается более скромно, как произведение любителя.

Торэ издал в Брюсселе, в 1837 г., небольшой «Словарь френологии и физиогномики» (Dictionnaire de phrénologie et de physiognoinome), материалы для которого собраны случайно и отовсюду понемногу, частью из древнейших, частью из новейших авторов; но в общем труд этот заслуживает внимания и содержит в себе несколько хороших статей. С такими компиляциями не должно смешивать некоторых работ итальянских авторов. Бедный Полли, которого мы недавно лишились, написал диссертацию – «Опыт физиогномики и патогномоники» (Милан, 1837 г., с 16 таблицами); эта книга теперь, правда, совершенно забыта и даже вовсе не была известна по ту сторону Альп, но она не заслуживает такого невнимания. Диссертация эта богата прекрасными наблюдениями, особенно в отделе о физиономии больных и изложена с юношескою пылкостью.

Филипп Кардона в своей книге «О физиономии» (Delia fisonomia, Ancona, 1863 г.) к сожалению пользуется таким торжественным стилем, что от него на версту отдает плесенью и гнилью, а это особенно неуместно в научном сочинении. Кроме того, книга дурно составлена – беспорядочно и ненаучно; в ней видна однако же здравая эрудиция автора и местами блестят искорки остроумия и юмора. Мастриани касался более или менее физиогномики в своих сочинениях: «Анатомия нравственная» (Notomia morale, Napoli, 1871 г., 2 edit.) и «Человек перед судом присяжных» (L'uomo dinami alla corte d'Assise).

В этом историческом очерке я, конечно, не мог указать всех без исключения авторов, писавших о физиономике, а хотел только главными штрихами очертить развитие этой науки, которая после долгого блуждания то по небесам, то по земле, возвратилась наконец теперь к своему исходному пункту, т. е. к чистому источнику изучения самой природы.

В настоящее время мы уже должны резко разграничивать, собственно мышечные движения, служащие для выражения чувств, от известных черт лица – его анатомии и формы. Таким образом мы получаем, с одной стороны, изучение лица человеческого в смысле анатомическом, антропологическом и по применению его к пластическим искусствам; с другой стороны, имеем дело с изучением выражения и мимики в смысле психологическом и по отношении его к сравнительной этнологии, что в практическом применении представляет также интерес для художника, скульптора и актера.

Книга моя имеет скромную цель лишь указать на то, что по праву относится к антропологии и что – к психологии, и познакомить с теми положительными данными, какие мы в настоящее время имеем относительно лица человека и его выражения. Я почту себя счастливым, если мне удастся своими наблюдениями обогатить сокровищницу фактов, уже приобретенных для науки.