Книга Все мы родом из детства - Екатерина Мурашова

– Началось где-то недели две с половиной назад. И резко так: буквально вчера был нормальный, а сегодня уже всё…

– Что-то менялось, происходило в вашей жизни накануне? Переезды, болезни, травмы головы у ребенка, семейные скандалы, чей-то отъезд или приезд?

– Ничего, в том-то и дело! Нас и невропатолог спрашивал, и мы сами уж вспоминали-вспоминали… Все было как обычно.

– Ну тогда расскажите про «обычно». Из кого состоит ваша семья? Как устроен Борин день?

– Семья – это Боря, мы с мужем, свекровь, две кошки. Мы оба работаем, Боря в садике, уже второй год. Всегда ходил хорошо, не плакал, болел умеренно. Там, в садике, всегда помогал воспитательнице, ни с кем не дрался, играл и с девочками, и с мальчиками, очень любил все развивающие занятия, кроме танцев. А теперь даже лепить (самое любимое было дело!) недавно отказался, все занятие просидел один в углу, крутил какое-то колечко… Скажите, все плохо, да?

– Да погодите вы ярлыки-то вешать! – с досадой отмахнулась я. – Рассказывайте дальше. Что в семье? Какие у вас отношения со свекровью?

– Хорошие. Она мне, можно сказать, благодарна, что я ее сына «к рукам прибрала». Он был такой плейбой, после платного института, а теперь и дома с семьей часто бывает, и сыном гордится, много играет с ним… Я-то приезжая сама, у меня мама с папой и с братьями в Кирове…

– «Неравным браком» не пахнет?

– Нет, что вы! – улыбнулась женщина. – Наоборот, если мы с мужем ссоримся, свекровь всегда только на мою сторону встает. Говорит: боюсь, что ты моего балбеса бросишь, к своим в Киров уедешь, Борю заберешь, а мне тогда что? Хоть вешайся с тоски!

– Откровенно! – я улыбнулась в ответ. – Значит, никаких ссор, никакого напряга не было?

– Абсолютно никаких. Это теперь мы вместе со свекровью по стенкам от страха бегаем.

– А муж, отец Бори?

– Да он на работе все время, ничего не видит, говорит: «Ребенок как ребенок, вы всё выдумываете!»

– Но вы ведь не выдумываете?

– Нет! – с отчаянием воскликнула женщина. – Уже две недели это другой ребенок.

Я расспрашивала мать Бори еще и еще. Туда-сюда листала медицинскую карту ребенка. Никаких родовых травм, никакой неврологии на первом году жизни. Развитие по возрасту. Поговорила с самим Борей – на вопросы отвечает неохотно, но это явно потому, что увлечен игрой с новыми машинками. Ответы самые обычные. Набрала в игрушечную кастрюльку воды, предложила игру в «бензоколонку» – охотно согласился.

Может быть, мать со свекровью все-таки все придумали, накручивая друг друга?

Вдруг Боря бросил все игрушки, подошел к матери и начал, тревожно оглядываясь, тянуть ее за руку: «Пошли, пошли отсюда!»

– Боря, что случилось? Мы не можем уйти, я разговариваю.

– Пошли! Уходи! Я уйду! – все повышая тон, заплакал Боря.

Мать вопросительно взглянула на меня.

– Не обращайте внимания, – велела я. – Посмотрим, что будет.

Боря с криком упал на ковер, потом, поскуливая, уполз под раковину и свернулся там в клубок.

– Все плохие, – мрачно заявил он оттуда, глядя в стенку.

– Вот видите, – трагическим шепотом сказала мать.

– Вижу. Но пока не понимаю… Может быть, что-то случилось в детском саду?

– Воспитательница говорит: ничего не было – ни ссор, ни драк, ни наказаний. Да его и наказывать-то не за что было – он всегда был тихий, спокойный, помощник. Но как проверишь?

– Никак…

Под раковиной нашлась еще одна, загнанная в дальний угол машинка.

– А где в ней бензин лить? – спокойно спросил меня вылезший Боря. – Вот здесь, в эту дырку?

«Все-таки неврология! – решила я. – Но откуда?»

– Есть одна возможность, – сказала я матери. – Это вообще не по моей части, но я знаю, что такое бывает. Скажите: перед тем как все это началось, Боря болел – гриппом, простудой, ОРВИ? Может быть, просто температура высокая была?

– Да нет, он все время в садик ходил.

– Вспоминайте.

– Да, было! – вспомнила мать. – У него сопли были, он куксился, и с субботы на воскресенье вроде температурка небольшая. Мы решили: заболевает, дали лекарство, а в понедельник уже все было нормально…

– Вот! – сказала я. – За неимением лучшего берем эту гипотезу.

– А что это?

– Нейроинфекция. Вирус не особенно порезвился там, где ему обычно положено (Боря – здоровый мальчик с сильным иммунитетом), но прошел гематоэнцефалический барьер, – я ребром ладони показала, где этот барьер находится. – Отсюда все.

– Надо какие-то лекарства принимать?

– Не знаю точно, можно посоветоваться с врачом, но думаю, сейчас уже не надо. То, что мы наблюдаем, это уже последствия.

– А что же дальше?

– Если я права, само пройдет в течение месяца-полутора.

– Хоть бы вы были правы! – она сложила ладони, явно обращаясь к кому-то, чьи полномочия много шире моих.

* * *

Через пару месяцев Боря стал прежним тихим, дружелюбным мальчиком, любящим лепку и рисование.

А я рассказала эту историю читателям не просто так. При внезапном и алогичном изменении в поведении и даже как будто в личности маленького ребенка (от 2 до 6 лет) вот этот вариант развития событий обязательно надо учитывать. Если предшествующее вирусное заболевание было соматически тяжелым (с высокой температурой, выраженной интоксикацией и т. д.), то хороший врач-терапевт обычно легко связывает с ним изменение поведения ребенка. А вот если недомогание было едва заметным, как в случае с Борей, и к врачу даже не обращались, – тогда распознать причину будет труднее.

Емеля

Два раза они ко мне записывались, но не приходили. Это всегда что-то значит, но я об этом не думала. Не приходят – и ладно. Но на третий раз они все-таки пришли, и я даже слегка этому удивилась.

Мама ввела сына в кабинет за руку. Сын был ростом с меня и, пожалуй, потолще. Шаркал ногами. Губы у него были пухлые, глазки маленькие, волосы стрижены ежиком с челочкой, выражение лица… «Альтернативно одаренный. Ага», – политкорректно подумала я. И решила пока не спекулировать на тему точного диагноза. Скорее всего, органическое поражение головного мозга, но может быть и любой из десятков метаболических синдромов, которые я и по названиям-то не знаю. Многие из них сопровождаются той или иной степенью слабоумия. Мама сейчас все скажет, наверное.

– Как тебя зовут? – спросила я на пробу у самого мальчика.

– Емельян! – сразу ответил он каким-то странным, блеющим голоском.

– Ну надо же, какое чудесное редкое имя! – с фальшивым воодушевлением воскликнула я. – Емельян – это полное имя. А как же тебя в семье зовут? Ян? Янек?