Книга Вдали от Рюэйля - Раймон Кено
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Более не беспокоясь за судьбу этой загадочной личности, Жак, не имеющий ни малейшего желания вмешиваться в столь же примитивную, сколь и тщетную деятельность полиции, возобновляет следование по своему маршруту, приостановленное внезапно предпринятым преследованием. Он тихонько посмеивается. Здорово он их всех обманул и larvatus prodéé[61]. Кто мог себе представить, что тем карманником был он сам. Но этот вид спорта в общем-то не требовал ни гениальности, ни оригинальности, а предполагал лишь хорошо смазанные суставы нижних конечностей — короче, гордиться нечем. А посему, оказавшись в дверях «Твин-Твин Бара», он без сожаления оборвал карьеру, которая в итоге все равно не привела бы ни к чему сенсационному.
Он заметил мсье Жоржа, который сидел на высоком табурете и беседовал о том о сем с мсье Робером. После приветствий Жак угостил себя как-ты-элем.
— Ставлю сто франков на лошадку, — сказал он. — Возьмете?
— Да. На какую?
— На Вшивую Шкуру в третьем.
— Получится двадцать против одного, если выиграет.
— Да уж не меньше.
Он протянул банкноту, и мсье Жорж записал пари на маленьком клочке бумаги.
— Я бы и гроша не поставил на такую кличку, — сказал мсье Робер.
— Не суй свой шнобель не в свое дело, — сказал мсье Жорж.
— А мне это имя нравится, — сказал Жак.
— Нужно быть полным мудаком, чтобы ставить на такую кличку, — сказал мсье Робер.
Он не успел услышать от мсье Жоржа его повторное «не суй свой шнобель не в свое дело», поскольку уже лежал в полном отрубе, получив от Жака решительный удар правой прямо в пятак.
— А ты, — сказал Жак, обращаясь к мсье Жоржу, — верни мои пять луидоров.
— Почему это, — сказал мсье Жорж. — Я-то здесь при чем?
— Гони сто монет немедленно.
— Только без историй, — сказал бармен, срезая цедру с лимона.
Мсье Робер молча приходил в себя. Мсье Жорж бросил банкноту на стойку.
— Я угощаю присутствующих, — сказал Жак бармену.
— У вас отвратительный характер, — сказал мсье Жорж.
Мсье Робер утирал шнобель шелковым носовым платком и от комментариев воздерживался.
Жак забрал сдачу, оставил царские чаевые и молча вышел. Он немного сожалел о том, что не подверг обидчика какому-нибудь отборному и самолично изобретенному истязанию из своей разнообразной коллекции; самые невинные наказания он назначал, к примеру, тем, чья внешность ему просто не нравилась. Но все это отвлекало его от Вшивой Шкуры, на которую он до сих пор так и не поставил. Он не мог приехать на ипподром после обеда, а свои двадцать франков видел именно в ногах этого животного. Он поймал такси, доехал до бара «Меридьен», доверил свои пять луидоров на Вшивую Шкуру мсье Ришару, после чего спустился в подвал, чтобы позвонить Белепину[62], как договаривались.
— Я еду к де Цикаде после обеда. Все остается в силе? Сорок франков за страницу?
— Ага. Он даст много?
— Не знаю.
— Уж постарайтесь. Кстати, стихи мамаши Жопосла я получил, а башли — нет.
— Я их отдам вам завтра вместе с деньгами де Цикады, если получится из него что-нибудь вытянуть.
— Никаких «если», вы должны мне их выбить.
— Постараюсь.
— Надеюсь. И, главное, не забудьте принести деньги этой тетки.
— Не беспокойтесь.
— Тогда до вечера, в «Твин-Твин Баре».
— Нет. Я только что вмазал мсье Роберу. Лучше где-нибудь в другом месте.
— Как вы меня утомляете демонстрациями своего физического превосходства.
— Я бы предпочел в «Меридьен». Мне там надо будет получить выигрыш с забега.
Белепин ответил «ага», и они повесили трубки.
В «Пети Кардиналь» все уже сидели за столом и в ожидании грызли редис.
— Вы проштрафились, мсье Жак, — крикнула хозяйка.
Он сел напротив нее, между Дядюшкой и официанткой Сюзанной; мсье Дюсэй и официант Гораций обрамляли хозяйку.
— Родольф меня уверял, что вы ставите на Вшивую Шкуру в третьем забеге, — сказал Дядюшка.
— Точно.
— Безумие! — воскликнул Дядюшка. — Безумие! Две пятерки потеряли! Честное слово!
— Две! Вы хотели сказать двадцать!
Дядюшка чуть не подавился. Хозяйка наполнила его бокал вином.
— Запейкавотлутшэ, — сказала она.
Он запил и прохрипел:
— Двадцать пятерок!
— Да, действительно, мсье Жак, вы неблагоразумны, — сказала хозяйка. — У вас ничего не останется.
— А если я выиграю?
— Ну-у-у, мсье Жак, вы же прекрасно знаете, что с вами это никогда не случается.
— А Баклан, который принес мне двадцать пять против одного?
— Кто же не помнит, — сказал официант, — в тот день мсье Жак угощал шампанским.
— А потом, эта Вшивая Шкура, — сказал Дядюшка, — как можно рисковать своими деньгами ради клячи, которую кличут так вонюче!
— Мне это имя нравится, — сказал Жак.
— Сразу видно, что у вас их никогда не было, — сказал Гораций.
— У меня они были в школе, — сказала Сюзанна.
— Нашла чем хвастаться, — сказала хозяйка.
— Для кого-то это происшествие, — сказал хозяин, — а для кого-то самое важное событие в жизни.
— Вам бы обо мне только гадости говорить, — сказала Сюзанна.
— У меня они были в армии, — сказал Гораций. — Они разгуливали по тумбочке.
— А мне намазали голову какой-то мазью, причем жирной. А на подушку положили полотенце.
— До чего же цепкая живность.
— Да, упрямая.
— И зачем их, черт возьми, только Бог создал?
— Бельевые вши еще хуже, чем телесные.
— Приходится кипятить всю одежду. Или убивать их поодиночке.
— Они хрустят.