Книга Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс

– Я не могу использовать аргумент, в котором его величество сравнивается с турком, причем сравнение не в его пользу.

– Эти планы предназначены для ушей его величества?

– Убедить нужно именно его.

Тангейзеру очень хотелось выйти из кареты и заняться собственными делами.

– Тогда скажите ему вот что, – предложил он. – Его величество должен продемонстрировать грубую силу. Он с этим сильно запоздал, и теперь единственная валюта, за которую можно купить эту силу, – кровь. Вопрос: «Чья кровь?» Крови одного Колиньи уже недостаточно, потому что его кровь стала кровью мученика. Но если эту кровь разбавить кровью его сообщников и пролить ее одновременно с заявлением о раскрытии заговора по захвату трона – а именно это и пытается сделать адмирал, – то мученик превратится в изменника, кем он на самом деле и является. Представьте этот акт как защиту всех его людей – и тщательно избегайте каких-либо гонений на протестантскую веру, – тогда остальные знатные гугеноты смирятся. Это сработало в Англии, хотя там религиозные партии поменялись местами. И чем больше близких друзей убьет теперь король, тем лучше. Что касается военной стороны дела, он должен захватить крепости протестантов, в частности, Ла-Рошель, предпочтительно в одиночку, подъехав к воротам и потребовав ключи. Если у него хватит духу это сделать, я сомневаюсь, что они осмелятся его застрелить.

Матиас не рассчитывал, что последнее предложение воспримут всерьез. Его и не восприняли.

– Разбавить кровь мученика, – задумчиво произнес Рец. – Король скажет, что это неправильно.

– Неправильно? А король видел, в каком состоянии пребывает его королевство? Кто-нибудь из вас это видел?

Герцог промолчал.

– Я только что проехал всю страну, от самого марсельского порта, – продолжил убеждать его иоаннит. – Это должен быть райский сад. А я видел пустыню, с голодными, искалеченными людьми, потерявшими родных и имущество. Это позор для правителей Франции.

Рец опять не ответил, и Тангейзер тоже погрузился в молчание.

– Я вас прервал, – наконец сказал Альбер Гонди. – Пожалуйста, продолжайте.

– Сильный король, мудрый король пойдет на то, чтобы избавиться от протестантской элиты. Такой король арестует Гиза и еще дюжину интриганов-католиков и тоже отрубит им головы. Он очистит свой дворец от вольнодумцев и будет жить как мужчина, а не как тряпка. Внушив таким образом страх и уважение, он предотвратит гражданскую войну. А если его подданные хотят поклоняться идолам, вылепленным из грязи, король спокойно позволит им это, поскольку уже никто не осмелится нарушить мир.

– Вы бы пролили много крови.

– В этих войнах погибли сотни тысяч людей, их дома сожжены, жены изнасилованы, дети остались сиротами или зачахли – и все это ради удовлетворения тщеславия Колиньи и Гиза. Король не проливал по ним слезы стыда и горя. Он играл в теннис.

Тангейзер откинулся на ароматные подушки. Карета показалась ему очень тесной. Создавалось впечатление, что если бы он вздохнул полной грудью, чего ему очень хотелось, то стенки экипажа разлетелись бы в разные стороны.

– Я понимаю, – сказал Рец. – Да. Понимаю.

Мальтийский рыцарь тоже задумался над своим собственным предложением. Некоторые, узнав о том, что он только что говорил, посчитали бы его чудовищным. Например, Карла. Возможно, это действительно чудовищно. И тем не менее он сказал чистую правду.

– Как бы то ни было, – прибавил он, – это всего лишь слова.

– Наоборот, я очень высоко ценю ваши рассуждения. – Герцог помолчал, собираясь с мыслями, и заговорил снова: – Вы вооружили меня сильными аргументами. Что я могу для вас сделать?

– Для меня?

– Люди, приблизившиеся к трону так близко, как вы теперь, обычно что-нибудь просят. Выгодную должность, пенсию, прощение, дарование монополии, контракт на поставку товаров. Вся жизнь двора состоит из беспрестанного поиска преимуществ или возможности сделать карьеру всеми, кто смог получить туда доступ.

В другое время Тангейзер не упустил бы своего, но не теперь. Он сказал правду, хотя и понимал, что его используют. И не хотел, чтобы ему за это платили.

– Я ценю ваше предложение, но я не привык быть у кого-то в долгу. Мне нужно найти свою жену – и ничего больше.

– Я разочарован. – Рец улыбнулся. – Ваш ответ заставляет меня желать, чтобы вы действительно оказались у меня в долгу. А получается, что я ваш должник. Я восхищен, сударь.

– Для поиска жены мне нужно найти дворцового служащего по имени Кристьен Пикар. Если ваше слово облегчит мою задачу, я буду чрезвычайно благодарен.

– Это просто любезность, которую никак нельзя считать наградой. Да, разумеется, я вам помогу.

Мужчины вышли из кареты.

К востоку от них раскинулся Лувр: наполовину крепость, наполовину дворец, строившийся разными королями в разные времена и теперь представлявший собой странное смешение всевозможных архитектурных стилей. В юго-западном углу в направлении Сены протянулся первый этаж новой галереи, верхние этажи которой были еще не достроены. На западе возвышались городские стены. Ворота находились недалеко от реки, и именно перед ними остановилась карета. Сквозь решетку Тангейзер увидел роскошный сад, а также крыло и павильон – оба недостроенные – еще одного здания огромных размеров и причудливой формы. Повсюду громоздились штабели строительных материалов, но рабочих нигде не было видно.

Карету встретил отряд швейцарской гвардии. Их алебарды и доспехи сверкали в лучах заходящего солнца. Швейцарцы не смотрели проходящим мимо людям в глаза – настоящие профессионалы. Тут же присутствовали трое придворных. Похоже, вид Тангейзера, вылезающего из кареты, уязвил их гордость. Они явно не могли понять, кто он такой и как добился близости к герцогу Рецу, и прикидывали, какую угрозу он может для них представлять. Рец кивнул младшему из придворных, к тому же самому дородному:

– Арнольд, проводи графа де Ла Пенотье во дворец. Он сообщит, что ему нужно, а ты проследишь, чтобы его желание было исполнено.

Молодой человек поклонился, пытаясь скрыть неудовольствие от того, что придется променять общество благородных особ на компанию какого-то головореза. Он посмотрел на Матиаса с явной неприязнью.

– Похоже, во дворце хорошо кормят, – заметил тот.

Альбер Гонди рассмеялся – как будто именно смеха ему и не хватало.

Придворные захихикали, вторя герцогу, – в том числе и толстый юноша.

– Жаль, что наша встреча была такой короткой, – сказал Рец. – Да благословит вас Господь, и удачи.

Они обменялись поклонами. Гонди направился не во дворец, а в сад. За ним последовала его свита. Проходя мимо Тангейзера, Гузман подмигнул ему, и Матиас кивнул другу в знак благодарности. Подбежал обливающийся потом Грегуар. Под мышкой мальчик держал завязанный бечевкой бумажный сверток с крестильной сорочкой. Он явно хромал.