Книга Территория чувств - Елена Ронина

И вообще, куда он едет? Тоже мне, прокурор, разбираться в чужой семье. В своей разобраться не смог, теперь в чужую лезет. Кто ему давал такие права? Тем более что Зоя, судя по всему, наконец, успокоилась. А ведь он окончательно решился ехать именно тогда, когда услышал нотки безразличия в её голосе. То есть когда ляпнул год назад, что приедет, это были просто слова. И никуда он ехать и не собирался.

А тут, когда Зоя вдруг забыла про свои болячки и про всех засранцев сразу и говорила только про свой переезд к какой-то там Любе, Алексей понял: нужно ехать. Всем нутром почувствовал. Срочно. Что-то там, в семье его сестры, не так. Он не сумел сберечь собственную семью. Может, хоть что-то теперь сможет сделать для семьи сестры.

13

В самолёте он сразу постарался закрыть глаза, ему не хотелось ни с кем общаться. Алексей уже знакомился, сидя в самолётном кресле, ничего хорошего из этого не вышло. Милая Мила. Может, это было судьбой. Как же он мог её упустить? Вот так – выпорхнула из самолёта, и всё. Или есть на что ему рассчитывать? И ещё возможна новая встреча?

Рядом сидела достаточно полная женщина. Она тут же начала снимать кофту и этим жестом приперла Алексея к окну.

– Вы уж потерпите, жарко, сил никаких, – она краем глаза посмотрела на Алексея. – А потом замерзну, опять оденусь.

Алексей решил не реагировать. Может, женщине действительно жарко, а потом будет холодно. Всякое же бывает, и совсем она не вызывает его на разговор. С другой стороны от температурозависимой тети мужчина уже уткнулся в журнал. Алексей решил последовать его примеру. Журнал «Аэрофлот» не предлагал ничего интересного: статья про Сингапур, как лучше перенести перелёт, чем занять ребенка в полёте.

Как будто в подтверждение статьи, заверещала девчушка из параллельного ряда:

– Мне больно, ой, как мне больно.

Мама пыталась ее успокоить:

– Что больно? Ушки? Это сейчас пройдёт, глотай, глотай!

– Что значит глотай, что глотать? Кушать? Ой, больно!

Точно так же восемнадцать лет назад плакала навзрыд его трёхлетняя Алька:

– Ой, больно, ой, мамочки.

Она не понимала, что мамочки рядом нет и никогда больше не будет. Рядом сидела бабушка, Нинина мама, которая при слове «мамочки» начинала тихо скулить, вместо того, чтобы успокаивать девочку. Тринадцатилетняя Таня безучастно смотрела в окно, и Алексей не мог понять, что страшнее: вот эти бесконечные слезы тёщи, постоянные напоминания Али о маме или оцепеневшая Таня.

Алексей плохо помнил себя в то время, он тоже существовал скорее как робот, потому что надо было жить или, скорее, выживать. А вот сейчас, услышав это «больно», вдруг отчетливо вспомнил тот их полёт, как побег в никуда, от прежней жизни, от кошмара. Из одного кошмара в другой. Они не знали, куда едут, что их ждет впереди, спасались бегством от памяти, от обстоятельств. И тогда еще Алексей не знал, что вот эти «ой, мамочки, больно» будут практически последними Алькиными русскими словами, которые он от неё услышал.

Их поселили в Хайм, и, по словам очевидцев, им ещё повезло. Опять же благодаря маленькой Альке. Как правило, эмигрантов, где-то на первые полгода, селили в общежитие: комната на семью, удобства на этаже, грязь, антисанитария. И вот здесь нужно было барахтаться, как та лягушонка, руками и ногами, чтобы не скатиться вниз, чтобы не привыкнуть, не опуститься. Правда, в отличие от той лягушки, маслице сбить не удавалось никому, чтобы уверенно, раз и навсегда на него опереться. Так и надо было бить лапами всю жизнь, чтобы не утонуть. При этом лапы были не свободны: у Алексея в каждой руке было по дочери, а на плечах, дополнительным грузом, – тёща. Он надеялся – Ида Иосифовна будет помощницей, а оказалось наоборот – она никак не могла отойти от потери дочери, всё время плакала, всё валилось у нее из рук. Большей помощницей стала Таня: она мыла, стирала, готовила, как могла. Алексей бегал с утра до ночи в поисках работы, квартиры, чтобы она по стоимости устроила социальные службы.

* * *

Он никогда не верил в тот рай, который рисовала его тёща, уговаривая, что нужно уезжать. Он разумный человек и про бесплатный сыр, который только в мышеловке, знал очень хорошо. Но тем не менее документы подали; больше для того, чтобы тёща угомонилась. Нина говорила:

– Ну что тебе стоит? Пусть маме будет спокойнее. Никто никуда ехать не собирается. Потом, столько ждать нужно. Мало ли что нас впереди ждет. Пусть эта возможность у нас будет.

Мало ли… Почему она думала про это «мало ли»? Как-то попалась ему в руки статья о том, что не нужно ничего притягивать специально. Материализуется всё. Никогда не нужно смотреть фильмы про авиакатастрофы или, к примеру, про то, как выжить в лесу, в какую сторону идти, если заблудился. Если в такую ситуацию попадешь, выбора не будет, как миленький пойдешь в ту сторону, в какую нужно, животный инстинкт подскажет. Но специально к таким ситуациям готовиться не стоит – как только инструкцию в своей голове зарисуешь, так в тот самый лес и попадёшь.

Вот это самое «мало ли» и сыграло свою роль. Возможно, и так.

Только ничего у Алексея не получалось. Они приехали летом, Тане в школу идти только через месяц, но она ни слова не знала по-немецки, хорошо, что была ещё возможность как-то поучиться на курсах. Сам он объяснялся на ломаном английском. Какие курсы? Нужно было выживать, искать, на что он может содержать свою семью, которая, кстати, привыкла жить достаточно обеспеченно.

Альку через неделю повели в детский сад. На обратном пути она всё удивлялась:

– Папа, а почему здесь все так странно разговаривают? Я ничего не понимаю, совсем ничего!

– Они разговаривают по-немецки, это очень хороший язык, ты привыкнешь и тоже его выучишь.

– Да нет же, пап, это совсем некрасивый язык, его совсем нельзя выучить. Да и вообще, поехали уже домой, всё здесь посмотрели, погостили, и теперь – домой.

Она семенила рядом, крепко держа Алексея за руку и убежденно повторяла:

– Домо-ой поедем, на самолёте полетим. Я больше плакать не буду, уж до дома дотерплю-ю!

Алексей тяжело опустился перед дочерью на корточки:

– Алька, понимаешь, какая штука, теперь наш дом здесь. Ну, ты же хотела увидеть много цветов и куклу новую!

– Да, пап, хотела, и куклу новую. Ну, ты же мне её купил. Вот и поехали домой. Что тут ещё делать? Здесь нам делать совершенно больше нечего. Мы здесь все уже посмотрели, всё купили, нам больше ничего не надо. И кукол мне больше не надо. Хочешь, вообще мне больше никаких кукол не покупай, только поехали домой.

Алька поняла по виду отца, что никто никуда ехать не собирается, и опять заплакала:

– Я не хочу-у здесь! Какой же это дом? Ты меня обманываешь. Дом, это когда у меня своя комната, у Таньки своя, а бабушка только в гости приходит. И где мама. Я к маме хочу!

Неожиданно для Алексея девочка начала громко кричать. На них стали оглядываться прохожие на улице, невольно шарахаясь в сторону. Алексей схватил Алю на руки и побежал с ней домой, уговаривая: