Книга Крымский щит - Вячеслав Демченко

— Это сейчас их всего пять, а могло быть куда больше. Края горы ведь откалывались не раз… — сказал штурмбаннфюрер, опуская бинокль.

Ни проблеска.

А на странный глагол «выдули» из уст доктора Штайгера не стоит обращать внимания.

— Простите, герр штурмбаннфюрер, но вы, кажется, меня не услышали. Расстояния между всеми пятью — строго одинаковые. Со скидкой на погрешность измерения. В плане — безукоризненная пентаграмма, наложенная на вершину. Вот, полюбуйтесь, — и военный археолог раскрыл планшет.

Аккуратный, «прозекторский» рисунок изображал знакомый контур уплощённой и скошенной вершины Пойки, и его расчерчивала правильная пентаграмма. «Северный» луч упирался в самый край плато, даже чуточку заходил за край обрыва, остальные замыкались на кружочках «зернохранилищ».

— Любопытно, — отметил Зеккер и пружинисто запрыгал по естественным уступам тропы в нижний лагерь.

Сопя и оскальзываясь, гауптштурмфюрер потянулся за ним.

Отстал всего на каких-то пять минут, зато практически не пришлось ждать, пока штурмбаннфюрер отдаст приказы армейскому лейтенанту, в подчинении которого находилось шесть солдат — охрана и персонал нижнего лагеря, обосновавшегося в просторном пастушьем доме, бесстыдно сложенном в каком-то затёртом веке из дворцовых или крепостных квадр, кое-где ещё украшенных полустёртым рельефом.

От ужина в нижнем лагере Зеккер отказался, но, естественно, не от ужина вообще, и пригласил Штайгера продолжить беседу наверху.

«Наверху» — это означало в штабной палатке на самой высокой точке бугристого плоскогорья, неподалеку от только что раскрытого устья осадного колодца. Добирались туда заметно дольше, чем спускались; точнее, с таким трудом и так долго взбирался Штайгер, а штурмбаннфюрер поднимался играючи и опередил доктора на добрых десять минут. Зато в штабной палатке к тому времени, когда доктор Штайгер на гудящих ногах доплелся, уже был накрыт стол, ярко горела лампочка в жестяном абажуре, и прекрасно пахло кофе, настоящим кофе, похоже что «сантосом» — весьма ценная привилегия старших офицеров СС. Да ещё Зеккер выставил на стол бутылку рома — не колониального, конечно, но как оказалось, совсем недурственного.

— Так вы полагаете, что это — не просто зернохранилища? — спросил Зеккер так, словно между его «любопытно» и этой репликой не прошло получаса.

— Полагаю, это совсем не зернохранилища, — отозвался доктор и пододвинул к себе планшет. Раскрыл и отогнул листочек, на котором красовалась пентаграмма, и показал штурмбаннфюреру следующий.

Та же Пойка, только в аксонометрической проекции. И здесь хорошо было видно, что биссектрисы лучей пентаграммы пересекаются в какой-то точке почти посреди плато, но не на поверхности, а примерно… да, на глубине десяти метров.

— Некие жертвенники это были, скорее всего… — продолжил чуть торжественно Штайнер. — Возможно, там возжигали огнь негасимый… Или бросали туда окровавленные сердца жертв.

— Красиво, — согласился штурмбаннфюрер. — А что здесь, — он указал на пересечение линий. — Вы уже выяснили?

— То, что мы в качестве рабочей версии называем осадным колодцем.

— Полагаю, это и в самом деле осадный колодец, — усмехнулся штурмбаннфюрер. — В крепостях всегда предусматривался защищенный источник воды.

— Ах, одно другому могло и не мешать. Кстати, до глубины почти в двенадцать метров мы уже всё расчистили.

— Вы там уже побывали? — спросил Зеккер, который не следил, чем там занят доктор, предыдущие три часа.

— Да. Завтра сами посмотрите. Но если хотите — можно и сейчас, подтянем прожектор…

Сквозь верхнее окошко штабной палатки резким синим пламенем втекал лунный свет. Тяжёлое серебряное кольцо, украшенное рунами, свастикой и мёртвой головой, будто ожило на пальце штурмбаннфюрера.

Повинуясь смутной догадке, Зеккер протянул, поднимаясь из-за стола:

— Зачем же прожектор? Сегодня особенная луна и особенная ночь…

— Вы имеете в виду — ночь осеннего равноденствия? — закивал гауптштурмфюрер, выбираясь из палатки. — Но указаний на то, что готы как-то по-особенному воспринимали этот день, не слишком много. Вот японцы… Хотя, впрочем, весьма в этом направлении характерен зороастрийский Иран, со своей «битвой быка и тигра», — а это прямая связь с арийцами…

… Карл Зеккер остановился у самого края осадного колодца, огороженного натянутыми шпагатами. Прямоугольная грузовая платформа, подтянутая к самой стреле лебёдки (с её помощью вытаскивали квадры и бут, которыми была забросана шахта), отбрасывала странную тень на уходящую вглубь неровную каменную поверхность. Колодец под небольшим углом уходил в глубь горы, к ещё не раскрытой водной жиле, и лунный резкий свет достигал как минимум десятиметровой глубины. И там, на самом низу освещённой части, неровная внутренняя поверхность колодца казалась ещё более неровной.

— Действительно, я как-то упустил, что наклон шахты может быть связан с ориентировкой на Луну… — проговорил доктор Штайгер, опускаясь на корточки. — Преклоняюсь перед вашей интуицией, герр штурмбаннфюрер.

А орденский перстень, знак отличия, вручённый за верную службу, просто сиял участками полированного серебра и темнел чернью; будто тянул к чему-то, скрытому там, в глубине.

К чему-то, чье притяжение почувствовал и сам Зеккер.

— Вам не кажется, гауптштурмфюрер, что это неспроста? — поинтересовался он, подходя к краю верёвочной лестницы.

Внезапно показалось, что тёплая куртка сейчас — излишнее. Зеккер её сбросил, совсем не переживая, что лощёный чёрный китель неизбежно запачкается.

Естественно, ничего не сказал старшему по званию и доктор Штайгер. Только отметил про себя, как по-особенному засверкали на чёрном фоне, под резким лунным светом, погон, нашивки и знаки на эсэсовском мундире.

Чуть более напряжённо застучал дизель, и зажглись оба прожектора. Двадцать два ноль-ноль.

«В Иране сейчас полночь», — промелькнуло у Карла Зеккера, когда он сошёл на пятую ступеньку лестницы.

Вниз, вниз, вниз… Проверив ногой устойчивость камней на дне шахты колодца, Зеккер встал на квадр и огляделся.

Голова находилась как раз на уровне щербатого полукружия лунного света. Блики и тени выстраивались в причудливый узор.

Причудливый? Вот руна силы, руна зиг, руна огня…

И как будто контур руки… Левой… И стрелки… Поворот руки… Поворот судьбы…

Зеккер приложил левую ладонь к контуру. Перстень, как по заказу, лёг в выемку.

«Теперь по стрелкам»… — приказал себе штурмбаннфюрер, одновременно веря и не веря в реальность происходящего.

Нажать, повернуть, нажать…

Камень подался. Чуть-чуть. Образовалась щель, как раз достаточная, чтобы просунуть в неё лезвие кинжала.

— Что там? — крикнул Штайгер сверху.