Книга Линия судьбы - Наталья Рощина

Однажды все-таки Вера не выдержала. После очередной ссоры она провела бессонную ночь. Голова ее раскалывалась от тупой боли, которую не снимали лекарства. Приступы становились все более длительными, тягостными. После них все тело было непослушным, вялым, а мысли мрачными, гнетущими. В такие периоды Вере было трудно сосредоточиться. Ей даже казалось, что она забывает самую простую, каждодневную информацию. Но пока.

провалы в памяти быстро исчезали, оставляя место страху. Это было еще хуже — приходить в себя ради того, чтобы панически бояться нового дня.

Бессонная ночь не способствовала хорошему самочувствию. Вера ощущала внутреннее напряжение, дрожь, грозившую перейти в очередную истерику. При муже срываться нельзя — он звереет при виде слез. Широкову не было знакомо чувство жалости. Еще вчера он кричал, что ему наплевать на весь мир, что он — изверг и ей нужно понять раз и навсегда: он главный, он вершитель судеб. Он постоянно доказывал это, как будто кто-то оспаривал столь важное для него мнение о себе. Вера устала от неожиданных проявлений его эгоизма и настроилась на самый серьезный разговор. Она должна показать, что с ее мнением, ее существованием нужно считаться, а если он не согласен… Пока она не шла дальше, надеясь, что до крайности не дойдет.

Вера сидела в комнате и смотрела на спящего мужа, ожидая, когда он откроет глаза. Она была настроена решительно. Сегодня она узнает, почему он так ведет себя с ней, с дочкой. Если он не изменится — она уйдет. Ей нечего делать в этом доме. Иначе она сойдет с ума. Вера уже стала замечать за собой признаки нервного перенапряжения. Она устала физически и морально. Ее не страшила неизвестность, в которую она готовилась шагнуть вместе с Ксенией. К тому времени у Веры была работа, ее не пугала бедность. В конце концов, Андрей никогда ничем не баловал ее за те годы, что они провели вместе. Пожалуй, десять лет — срок немалый. Она больше не выдержит этой обстановки, этой безжалостной грубости и необходимости ложиться в постель с человеком, которого ты попросту боишься. Все естество Веры испытывало отвращение к мужу от одной мысли о близости. Глядя на спящего Широкова, Вера окончательно определилась в своем отношении к нему — она ненавидела его. Она дошла до того, что, провожая его в очередной репс, желала ему всяческих неприятностей, а в последнее время — смерти. Это был страшный грех, но Веру не заботила моральная сторона вопроса. Она измучилась и потеряла всякую надежду на спасение души. В ее списке слишком много грехов неискупаемых. Она сама себе не могла простить того, что совершила в молодости, а теперь ей было все равно: одним грехом больше, одним меньше. Пока ее заботило только будущее Ксении.

Широков открыл глаза и увидел сидящую напротив кровати жену. В ее лице было что-то, заставившее его приподняться на локте и с тревогой спросить:

— Что случилось? У тебя такое лицо, как будто кто-то умер.

— Покойница перед тобой, — мрачно ответила Вера.

— Что ты мелешь? Головка болит, так лечить надо. С утра начинаешь страсти распалять.

— Поговорить нужно, — не обращая внимания на тон мужа, продолжала Вера.

— Давай, только покороче. У меня нет настроения долго тебя слушать, — свесив ноги с кровати, ответил Андрей. Ему хотелось поскорее хлебнуть холодного рассола — после вчерашнего голова была тяжелой, во рту пересохло, а тут такое пробуждение. Широков решил было сразу послать женушку ко всем чертям, но почему-то передумал и теперь жалел об этом. Придется выслушивать ее бредни. — Валяй, молочная королева.

Он считал, что это прозвище как нельзя лучше подходит ей, устроившейся недавно работать на молочную кухню. Теперь ему казалось, что от жены всегда пахнет молоком, кефиром. Андрей посмеивался над ней, говоря, что ей никаких духов не нужно — пропахла с головы до ног молочно-кислыми бактериями. Однако прозвище обижало Веру меньше, чем он думал. Узнай он это, наверняка придумал бы что-то более грубое.

— Прошу тебя выслушать меня внимательно.

— Лишние слова, Вера, лишние.

— Хорошо. Я начну с главного. Так вот, я хочу узнать, чего ты добиваешься? — Вера свела пальцы в замок, сильно сжала их. Она должна выглядеть не так жалко, как обычно. — Сколько ты будешь издеваться над нами? Тебе ведь лечиться нужно. Ты замечаешь, что спиваешься?

— Сколько вопросов.

— Не ерничай!

— Бунт на корабле? — зловеще улыбнулся Широков.

— Нет, я просто хочу понять, стоит ли нам с Ксенией оставаться рядом с тобой. Такое впечатление, что ты бы удавил нас, если бы не неотвратимость наказания. Знаешь, мне кажется, что ты мстишь мне за что-то. За что? И при чем здесь Ксения? Это я хочу понять. Ты пьешь из-за этого? Не сверли меня взглядом, я уже ничего не боюсь. Тронь только пальцем — вылетишь с работы, опозорю на весь наш городишко. Ты ведь беспокоишься о своей репутации, правда? Не знаю, зачем тебе нужно слыть праведным, но это важно для тебя. Я поняла это. Лучше ответь, и поставим точку.

Широков поднялся с кровати, почувствовав, как застучало в голове, жар залил лицо. Вера тоже поднялась. Наклонившись к жене, Андрей взял ее пальцами за подбородок, чуть прижал, но тут же отпустил. С высоты своего огромного роста Андрей снисходительно смотрел на Веру. Ему так хотелось ударить эту голубоглазую ведьму, настойчиво портившую ему жизнь. С каким удовольствием он бы увидел, как она корчится от боли. Она еще спрашивает, почему он ведет себя так, а не иначе! Дура дурой. Тихоней прикидывалась. «Буду такой, какой ты захочешь…» — Черта с два! Он уехал ради нее из столицы, он был готов посвятить ей всю жизнь! Все было так хорошо, так она родила эту девчонку. Просил он ее об этом? Нет, никогда. Она ослушалась его, нарушила самое главное правило: только он всегда прав, только его желания должны приниматься в расчет.

— Ты хочешь знать, чего я добиваюсь? Это действительно важно для такого никчемного существа, как ты? Для неудавшейся самоубийцы это может быть важно? — Широков выпрямился, скрестил руки на груди. — Ты обманула меня, провела, как пацана! Я из-за тебя уехал из столицы, из-за тебя вынужден крутить сутками баранку, чтобы прокормить тебя и эту маленькую глазастую куклу с бантиками. Ты ведь так любишь заплетать ей бантики, правда?

— Правда. Я все для нее делаю с удовольствием.

— Ага, ври да не завирайся! Сколько ты проревела, глотала сопли, ныла, что устала, что не рада ничему. Кто устраивал истерики, что не готов к таким нагрузкам? Было такое?

— Было. Я просто устала, ведь все приходилось и приходится делать одной.

— Миллион баб делают то же самое, только при этом не забывают о существовании мужа!

— А что значит быть мужем, ты хоть знаешь? Муж — это не только постель и обеды. За все годы тебя интересовало только это. Ни любви, ни заботы, ребенку никакого внимания. Поговорить не о чем, пустота.

— А на что ты рассчитывала? Я с первых дней не скрывал от тебя ничего, я такой же, каким был раньше.

— Нет, ты очень изменился.

— Чепуха, отговорки истерички. Я никогда ничего тебе не обещал. И, главное, ни разу не говорил тебе о ребенке. Дело не во мне — в доченьке. Рожать ее было твоей инициативой, так воспитывай, люби, заботься. Я приношу в дом деньги и считаю, что этого достаточно. При этом, как подачки, жду обещанного внимания к себе. Где твоя благодарность?