Книга Королевский пурпур - Сьюзен Барри

— С тех пор как вы продали брошь?

— Да.

Эйвори закинул ногу на ногу, и Люси отметила, как идеально держится складка на его прекрасно отутюженных брюках.

— И у нее действительно еще много драгоценностей? Не считая той броши, что продали позавчера?

— Много. Но как я уже вам объясняла тогда, она не считает их своей собственностью. Они должны составить фонд для восстановления монархии в Серонии.

— Поскольку ее высочество — последняя оставшаяся в живых дочь старого короля Серонии?

Люси быстро взглянула на Эйвори и утвердительно кивнула.

— Боюсь, я не поддерживаю веры вашей графини в дело Серонии, это проигранная партия, — заметил Пол Эйвори, стряхивая кончиком длинного пальца пепел с сигареты. — Но конечно, старая женщина, отказывающая себе во всем ради вынашиваемой горделивой мечты, заслуживает восхищения. Однако мне кажется, с ее стороны разумнее разместить свои драгоценности на сохранение в банке. И еще я очень надеюсь, что она больше не будет посылать вас продавать ее вещи. Если будет, вы должны отказаться.

— Вообще-то она как раз собиралась пригласить мистера Холлидея к себе, — поделилась новостью с Эйвори Люси. — Она отложила кое-какие кольца и другие мелкие вещицы, решила с ними расстаться, но из-за того, что случилось со мной, хочет теперь пригласить к нам мистера Холлидея.

— И на том спасибо, — заметил Эйвори.

Люси опять с любопытством искоса взглянула на него.

— Вчера в такси вы назвали графиню «ее высочество», — напомнила она Эйвори. — Вы сказали: «Кланяйтесь ее высочеству». Откуда вы знали про этот ее титул?

— Наверное, — Эйвори улыбнулся Люси, — потому, что я сам из Серонии. А теперь, — он взял Люси под руку, — теперь пойдем искать, где попить чаю.

Пить чай с Эйвори оказалось истинным удовольствием, в жизни Люси не было более приятных минут. Прежде всего они поехали на такси в «Риц», и Люси, теперь уже во второй раз, оказалась среди изысканных, модных и процветающих особ.

Сидя напротив Эйвори и разливая чай, Люси не переставала размышлять над странным парадоксом, который являл собой ее спутник: его элегантный костюм, светские манеры, спокойная уверенность в себе и совершенная свобода, с которой он вел себя в этой обстановке, словно был из числа постоянных клиентов подобных заведений, а не из обслуживающего персонала, — все это никак не вязалось с тем, что он служил лишь официантом.

«В наше время, — думала Люси, — многим приходится браться за работу, не соответствующую их происхождению, но с Полом Эйвори, по-видимому, дело обстоит иначе: вряд ли его происхождение и воспитание не вяжутся с выбранной им службой, но из-за какой-то присущей ему странности он ее исполняет…»

Люси старалась представить, как бы он выглядел в роли банковского клерка, врача или юриста. Для юриста у него подобающая спокойная серьезность, да и у постели больного его легко представить. Хотя, пожалуй, он не создан ни для той, ни для другой профессии. Слишком уж отличают его от других глаза, всегда холодноватые и невозмутимые, что бы ни случилось, и брови, иногда приподнятые как бы в изумлении, — красивые брови; а этот легкий, величественный взмах руки, которым он сейчас подозвал официанта, — точь-в-точь таким же жестом подзывала вчера официанта графиня.

И голос — он у него на удивление звучный и завораживающий, а легкий акцент придает ему еще большее очарование. Он говорил по-английски свободно, бегло, как англичанин, но любой сказал бы, что это не его родной язык. Да и не бывает у англичан таких темных волос и глаз.

И еще одно поразило Люси накануне: его коллеги-официанты относятся к нему с почтительностью, какую обычно проявляют только подчиненные к начальству. Так, во всяком случае, ей показалось.

Она заметила, что Пол Эйвори смотрит на нее улыбаясь, явно забавляясь тем, как она замерла с чайником в руке — чайник покачивался между чашкой и кончиком ее носа.

— В чем дело? — спросил он. — У вас такой вид, будто что-то приводит вас в полнейшее смятение. Может быть, вы что-то хотите выяснить обо мне? Что-то во мне вас смущает?

— Не могу понять, почему вы… официант! — выпалила Люси. — Вчера я просто глазам своим не поверила, когда вы появились перед нашим столиком после того, как графиня пожелала объясниться с главным официантом.

— Боже мой! — отозвался Эйвори, беря с блюда шоколадный эклер и облизывая пальцы, запачкавшиеся в шоколаде. — Я начинаю подозревать, что вы истинный сноб. Не удивлюсь, если вы заявите, что не можете больше встречаться со мной, так как юной леди вашего положения следует заботиться о своей репутации, а вся улица Элисон-Гарденс будет шокирована, если узнает, что вы тратите свое время на официанта.

— Не говорите глупостей, — вспыхнув, запротестовала Люси, краснея еще больше под лукавым взглядом его темных глаз. — Будто бы кому-то на нашей улице придет в голову, что вы официант!

— Ага, значит, если они догадаются, это вас сильно расстроит? Вам придется сказать, что вы не можете со мной видеться?

— Вы надо мной смеетесь, — обиделась Люси и быстро поставила чайник, так как его ручка уже обжигала ей пальцы. — Вы прекрасно понимаете, что я совсем не это имею в виду. — И добавила с надеждой в голосе и медленно округляя глаза: — А вы хотите продолжать со мной встречаться? Ну, я хочу сказать… вы действительно хотите повторить…

— Если вы согласитесь, я хотел бы надеяться видеть вас еще много-много раз, — ответил Эйвори, и глаза его при этом не смеялись, хотя уголок рта слегка дрогнул.

— Ох! — выдохнула Люси, и глаза ее уже стали не голубыми, и не серыми, и не зелеными, а заблестели так ярко, словно в каждом из них загорелось по солнцу. По своей неопытности она не могла скрыть от него это сияние.

Он наклонился к ней через стол и проговорил с неожиданной серьезностью:

— Вы не очень-то хорошо разбираетесь в мужчинах, малютка, правда?

Она покачала головой.

— Не сочтите меня наглецом, если я поинтересуюсь, сколько вам лет.

— Мне исполнилось двадцать два.

— А мне тридцать. — Эйвори вынул портсигар и закурил сигарету. — Значит, по возрасту я старше вас на восемь лет, а по жизненному опыту, наверное, на все восемьдесят. Вы еще младенец, только начинающий жить, а я временами чувствую, что живу уже страшно долго. — Он протянул ей свою красивую руку с длинными пальцами, и Люси вложила в нее свою. — Я надеюсь, малютка, вы разрешите мне видеться с вами столько, сколько будет возможно. Надеюсь, вы как-нибудь свыкнетесь с тем, что я всего лишь официант. — Его губы опять дрогнули.

— Не смейтесь надо мной, — попросила Люси, и он слегка сжал ее пальцы.

— Если ваша гордая аристократическая госпожа сочтет, что я вас недостоин, скажите ей, что я могу себе позволить иногда выводить вас в свет. И если о наших встречах придется договариваться слишком поспешно, не заранее, вы ведь не станете на меня обижаться? Не скажете в один прекрасный день, что, по-вашему, игра не стоит свеч и лучше бы я нашел себе для компании кого-нибудь другого?