Книга Маримба! - Наталия Терентьева

– Хорошо, – кивнула Катька. – Я брежу. У меня слуховые галлюцинации. Пошли. Вот! Мам, ну неужели ты не слышишь?

Я прислушалась.

– Да, точно.

– Побежали обратно!

– Кать… – остановила я ее. – Спокойно иди. Я точно не побегу. Ты иди вперед, но не беги.

– Хорошо! – Катька легко подхватилась и стремительно понеслась на своих длинных, хорошо тренированных на танцах ножках. Быстрая трепетная лань, моя маленькая еще Катька.

Я тоже пошла к ротонде. То слыша звуки оркестра, то нет. Я не успела дойти до поляны, как мне навстречу вышла разочарованная Катька.

– Никого нет! – развела она руками. – Обман слуха.

– Да нет. Я слышу то и дело, как они играют.

– Да! Вот опять! Пошли!

– Куда, Катюнь? – осторожно спросила я, придерживая ее за руку.

– Поищем их!

– Поищем? – Я с сомнением посмотрела на дочь. – Ты уверена?

– Да!

– Ну пойдем… В принципе все равно, где гулять…

Катька рванулась было в прыжке вперед, но я крепко сжала ей руку.

– Нет уж, совсем сходить с ума не будем, ага?

– Ага… – вздохнула Катька. – Что, как английские леди пойдем?

– Как русские дворянки! У которых сгорело имение… Шагай давай вперед. Ну уж носиться по улицам с вытаращенными глазами точно не будем.

– Последний концерт сегодня, мам…

Катька чуть не плакала, я это видела точно. Чуть. Глаза намокли, но слезы не покатились, удержались. Я давно научила ее – голову поднять, в небо посмотреть, о вечном подумать. Или хотя бы просто сильно запрокинуть голову – помогает, слезы вкатываются обратно.

– Что, ты так хотела его увидеть перед отъездом?

Катька резко тряхнула головой, и две крупные слезы капнули на рукав ее курточки.

– Хорошо, не говори.

Я не могу видеть плачущих глаз своей любимой, любимейшей, веселой девочки, в которой всегда горит яркий, теплый, счастливый огонь жизни.

– Катюня, мы… останемся до следующей пятницы.

– Ма-ам!.. – подпрыгнула Катька. – Правда?

– Останемся. И будет еще один концерт. В четверг. Только прогноз давай посмотрим. И папа как раз нас в субботу утром встретит, на вокзале, ему до Белорусского пять минут от дома. На поезде поедем. Всем сестрам по серьгам.

– Прогноз – хороший! – радостно засмеялась Катька. – Я смотрела уже! На всякий случай, просто так! Мам… – она обняла меня. – Ты меня так любишь, да?

– Да. И к тому времени, когда я соберусь умирать, у тебя должен быть любящий муж…

– И трое детей, – договорила Катька. – Мам, не начинай, пожалуйста!

– Ладно, – вздохнула я. – Вот сначала твой отец из меня веревки вил, теперь ты.

– Мам… – Катька покрепче прижалась ко мне. – Тебе тоже полезно морем подышать, побездельничать, поспать по утрам подольше…

– Да. Хорошо. Пошли сочинять ему письмо в «Фейсбуке».

– А это удобно? Я имею в виду – прилично?

– Прилично, прилично. Ты же не будешь ему свои фотографии в голом виде присылать, правда?

– У меня нет таких фотографий, мам…

– Тем более. А похвалить, что хорошо играл, – ничего в этом зазорного нет. А там посмотрим.

Может, лучше бы у моей Катьки были фотографии в голом виде, и она бы умела расставлять нужных мальчиков по местам? Чтобы каждый знал свое место и не пикал и не вякал? Но это была бы какая-то другая Катька и у другой мамы, не у меня.

– А билеты, мам?

– Сдадим. Половину денег вернем. Не так много потеряем. Ничего, переживем как-нибудь. Я сейчас позвоню Лене. Ерунда. Это все суета сует, Катюня.

В высокую ценность любви я не перестала верить даже после тяжелого, многолетнего расставания с Катькиным папой, когда отрывала его, отрезала, откорябывала от себя. И никак, никак не могла начать жить без него. С ним было все не ладно. А вот без него – просто никак. И когда любовь прошла совсем, окончательно, ничего от нее не осталось, когда перестало болеть, вот тогда я стала спокойно и с приятным даже чувством говорить: «Я так любила Данилевского». И желаю своей дочери такой любви? Нет! Нет, конечно. Я желаю ей счастливой любви и хорошей семьи. И учу глупостям. Написать мальчику, который ей понравился. К ее папе я тоже когда-то сама подошла. Потому что полюбила его мгновенно, безумно, на много лет. Попала в поле его обаяния, не знаю, как называется это поле, в котором мне пятнадцать лет было хорошо, а без которого было пусто, плохо, тягостно. Но я не могу научить ничему другому, кроме того, что знаю сама. Даже если то, что я знаю, – неправда.

– Мам, мам, он мне послал запрос в друзья! – Катька разбудила меня утром. Редкий случай, что она проснулась первой.

Другая реальность. Другой смысл имеют слова. «Друзья»…

– Сколько у него друзей в Сети?

Катька что-то ответила, мне послышалось «двадцать семь»…

– Хорошо… Это нормально.

На самом деле у него оказалось пятьсот восемь друзей в Сети, но я это поняла гораздо позже.

– Здорово… Давай я спрошу у Аушры, она должна знать, это же одна деревня, все про всех всё знают…

– Что спросишь, мам?

– Есть ли у него девушка…

– Лео? Это же такой чудесный мальчик! Просто прекрасный! Как я рада, как я рада! – запричитала, улыбаясь, Аушра. – Я отлично знаю его родителей. И, представь, – зашептала она, предвосхищая мой вопрос, – у него девушки нет!

– Точно?

– Да точно! Он учится в Вильнюсе, ему сейчас не до этого…

Я с сомнением посмотрела на свою приятельницу.

– Одно другому не мешает вообще-то…

Она засмеялась.

– Ну мешает – не мешает, а девушки у него нет. Ой, приглашайте на свадьбу, приглашайте на свадьбу…

Я тоже засмеялась.

– Какая нам свадьба – Катьке еще не исполнилось четырнадцать.

– Я смотрю на нее, мне кажется – шестнадцать! Она такая взрослая…

– Катька повзрослела резко в этом году. Тяжелые были осень, зима. Она меня поддерживала, когда мама… Ну ты знаешь…

Аушра сочувственно погладила меня по плечу.

– Да, наши мамы уходят, одна за одной. Твоя – быстро. Моя – долго.

Мы посмотрели друг на друга, плакать не стали, но уже не смеялись.

– Вот она и повзрослела.

– Да. Хорошо, я расскажу его маме, какая Катька чудесная девочка, как она поет… У них же очень музыкальная семья.

Я слегка удивилась такому серьезному подходу Аушры, ведь Катька с тем мальчиком даже еще толком не познакомились. Но подумала, что, скорей всего, это фигура вежливости. Ничего она никому не скажет. Вежливость, приветливость и гостеприимство. Не более того.