Книга Бункер. Иллюзия - Хью Хауи

— Сдается мне, что на тебя она точно произвела впечатление, — заметила Джанс и немедленно об этом пожалела. Ей очень не понравились нотки ревности в собственном голосе.

Марнс переминался с ноги на ногу:

— Ну, вы меня знаете, мэр. Я расхваливаю кандидатов, потому что готов на что угодно, лишь бы меня не повысили в должности.

Джанс улыбнулась.

— А как насчет двух других?

Она взглянула на имена, размышляя, насколько удачна идея выбрать шерифом глубинщика. А может, ее встревожило, что Марнс к кому-то неравнодушен. Имя на верхней папке ей было знакомо. Питер Биллингс. Он работал несколькими этажами ниже, в юридическом отделе — клерком или «тенью» судьи.

— Честно, мэм? Я взял их, чтобы создать видимость выбора. Как я уже говорил, я стану с ними работать, но думаю, что Джулс — это ваша девочка. У нас здесь очень давно не видели женщины-шерифа. Скоро выборы, и она станет популярным кандидатом.

— Мы не по половому признаку выбираем. Шериф, скорее всего, будет занимать эту должность еще долго после того, как нас не станет…

Она смолкла, вспомнив, как говорила то же самое о Холстоне, когда его выбирали.

Джанс закрыла папку и снова взглянула на экран. У подножия холма сформировался небольшой смерч. Вихрь набрал силу и волчком на покачивающемся кончике двинулся на камеры, поблескивающие в тусклых лучах заката.

— Думаю, нам нужно сходить и взглянуть на нее, — решила наконец Джанс.

Папки так и лежали у нее на коленях, а пальцы, похожие на пергаментные трубочки, поигрывали грубыми краями сделанной вручную бумаги.

— Мэм? Я предпочел бы вызвать ее сюда. И поговорить с ней в вашем кабинете, как мы делали всегда. Спускаться к ней долго, а подниматься будет еще дольше.

— Я ценю твою заботу, Марнс. Но я уже давно не спускалась ниже сороковых. И больные колени — не оправдание тому, чтобы я не встречалась со своими людьми.

Мэр замолчала. Смерч покачнулся, изменил направление и двинулся прямо на них. Он рос и рос — широкоугольные линзы искажали его, превращая в намного более крупного и яростного монстра, чем, как она знала, тот был на самом деле. Когда смерч налетел на камеры, кафе на несколько секунд погрузилось в темноту, пока ветер не умчался дальше, оставив за собой вид на мир, теперь подернутый едва заметной тусклой пленкой.

— Проклятые штуковины, — процедил Марнс.

Старая кожа его кобуры скрипнула, когда он положил ладонь на рукоятку пистолета, и Джанс представила помощника шерифа снаружи, бегающим за ветром на своих тощих ногах и всаживающим пули в облако пыли.

Несколько секунд они просидели молча, оценивая нанесенный ветром ущерб. Потом Джанс сказала:

— Я готова проделать это путешествие не ради выборов, Марнс. Не ради голосов. Насколько мне известно, я снова пойду на выборы без соперника. Потому мы не станем делать из этого событие и отправимся налегке и без шумихи. Я хочу спуститься, чтобы самой посмотреть на свой народ, а не чтобы он разглядывал меня. — Обратив взгляд на Марнса, она увидела, что тот тоже смотрит на нее. — Я сделаю это для себя, Марнс. Возьму короткий отпуск.

Она снова взглянула на экран.

— Иногда… иногда мне приходит в голову, что я слишком засиделась здесь, наверху. Да и ты тоже. И засиделись мы не только здесь…

Утренний шум шагов по винтовой лестнице отвлек ее, вместе с Марнсом они повернулись навстречу этим звукам жизни, звукам нового дня. И Джанс поняла, что пора уже постепенно избавляться от мыслей о смерти. Или хотя бы похоронить их на время.

— Мы спустимся и как следует оценим твою Джульетту. Ты и я. Потому что иногда, когда я сижу здесь и смотрю на мир снаружи, заставляющий нас так жить… это пронзает меня, Марнс. Пронзает насквозь.

Они встретились после завтрака в прежнем кабинете Холстона. Через день после смерти шерифа Джанс все еще мысленно называла это помещение его кабинетом — для нее было рано думать о нем иначе. Она миновала два стола и старые шкафы для документов и заглянула в пустую камеру. Марнс в это время давал последние указания Терри, дородному и крепкому работнику службы безопасности из отдела Ай-Ти, который часто «оставался на хозяйстве», пока Марнс и Холстон уходили расследовать какое-нибудь происшествие. За спиной Терри почтительно стояла темноволосая и ясноглазая девушка-подросток по имени Марша, которая проходила стажировку в Ай-Ти. Она была «тенью» Терри. Примерно у половины работников в бункере имелся свой ученик-«тень» в возрасте от двенадцати до двадцати лет. Вездесущие, они как губки впитывали уроки и практические приемы, и это давало уверенность, что все в бункере останется работоспособным еще как минимум одно поколение.

Марнс напомнил Терри, какими буйными люди становятся после очистки. Когда напряжение спадает, люди склонны немного покутить. Они полагают, что еще как минимум пару месяцев им все будет сходить с рук.

Об этом он мог и не предупреждать — шумное веселье в соседнем помещении слышалось даже через закрытую дверь. Большинство обитателей сорока верхних этажей уже набились в кафе и зал. Еще несколько сотен людей в течение дня поднимутся тонкими ручейками со средних и нижних этажей, взяв на работе выходной или потратив отпускные читы, лишь бы полюбоваться четким видом на внешний мир. Для многих это было своего рода паломничеством. Некоторые поднимались на самый верх лишь раз в несколько лет, стояли перед экранами час-другой, бормоча, что снаружи ничего не изменилось, а потом возвращались, подгоняя детей и проталкиваясь сквозь встречный поток тех, кто еще шел вверх по лестнице.

Терри вручили ключи и временный значок шерифа. Марнс проверил батареи в своей рации, убедился, что в офисном приемнике выставлена достаточная громкость, и осмотрел пистолет. Затем пожал Терри руку и пожелал ему удачи. Джанс поняла, что им уже пора, и отвернулась от пустой камеры. Она попрощалась с Терри, кивнула Марше и пошла следом за Марнсом к двери.

— Тебя не беспокоит, что мы уходим сразу после очистки? — спросила она, когда они оказались кафе.

Она знала, как шумно здесь будет сегодня вечером и какой несдержанной станет толпа. По всему выходило, что сейчас самое неподходящее время, чтобы отвлекать Марнса от работы ради ее прихоти.

— Шутите? Да мне самому это нужно. Уйти отсюда, подумать. — Он взглянул на экран, почти невидимый за головами набившейся в помещение толпы. — До сих пор не понимаю, о чем Холстон думал. И не догадываюсь, почему он никогда не говорил со мной о том, что вертелось у него в голове. Может, когда мы вернемся, я наконец-то перестану ощущать его присутствие в кабинете, потому что сейчас я там едва могу дышать.

Джанс думала о его словах, пока они проталкивались сквозь толпу в кафе. По пластиковым чашкам разливали смесь фруктовых соков, мэр ощущала и резкий запах самогона, но игнорировала его. Люди желали ей удачи, просили быть осторожной, обещали голосовать. Новость о ее путешествии растеклась быстрее приправленного алкоголем пунша, хотя она почти никому ничего не говорила. У большинства создалось впечатление, что это путешествие будет началом перевыборной кампании. Молодежь, помнившая из шерифов только Холстона, уже отдавала Марнсу честь и называла его новым шерифом. Те же, у кого вокруг глаз уже легли морщины, лучше понимали ситуацию. Они кивали, когда путники проходили через кафе, и по-иному желали им удачи. «Пусть все будет хорошо, — говорили их взгляды. — Сделайте все, чтобы наши дети прожили не меньше, чем мы. Не дайте всему рухнуть, только не сейчас».