Книга Агафонкин и Время - Олег Радзинский

Агафонкина смущало высокопарное “предаться эросу” и хотелось заменить его простым “потрахаться”, но приходилось быть осторожным, поскольку многие слова, известные Агафонкину, не были частью Вериного лексикона: их беседы происходили в голодном Петрограде 20-го года – Гражданская в полном разгаре, наступление Юденича на город только отбили (в этот раз Агафонкин решил для справедливости повоевать на стороне большевиков, поскольку уже дважды бывал белым офицером), и все ждали интервенции белофиннов.

Вера, более всех своих художественных достижений гордившаяся тем, что однажды ей удалось переспать с поэтом Маяковским, – ничего особенного Алеша один рост и самомнение – как и вся тогдашняя петроградская интеллигенция, голодала и прикидывала, потратить ли оставшиеся силы на то, чтобы прибиться к одному посещавшему Дом литераторов на Бассейной красному комиссару – она ходила туда ежедневно есть суп по талонам, полученным через критика Ходасевича, – или постараться эмигрировать в Прагу, где ее ждал муж. Она часто обсуждала с Агафонкиным свои перспективы, вовлекавшие других мужчин. Обсуждения перемежались получением ею ощущений – взамен чувств.

Агафонкин принимал функциональное к себе отношение как должное: он жалел женщин и старался скрасить их зачастую нелегкую жизнь, в которой нужно завлекать мужчин, чтобы потом от них же зависеть. Что он мог предложить? Недолгие моменты счастья, в котором не было другой цели, кроме самого счастья. Возвращение в детство. Сексуальная дружба. Вроде мастурбации, но с реальным объектом.

Он, наконец, решился взглянуть в Катины золотистые глаза. “С этой – серьезно, – понял Агафонкин. – Она думает не о себе, а о нас. Как же это произошло? Не могу же я не помнить? А вот не помню”.

– Катя, – хрипло сказал Агафонкин, – понимаешь…

– Катя? Катя? – на выдохе – школа переживания – перебила его женщина. – Значит, теперь я – Катя?

что? кто же она такая? и где тогда катерина аркадиевна?

– А раньше звал Катюша, – упавшим голосом сказала Катя Никольская.

вот в чем дело

– Что ты, Катюш… – Агафонкин прижал ее к себе, погладил по волосам, поцеловал в ободок выступающего под ними ушка. – Ну что ты напридумывала себе.

– Значит, любишь, да? – Катя снова запрокинула к нему уже счастливое лицо, улыбнулась. – Скажи, что любишь, что не поменялся, – потребовала она.

“А что, скажу и выясню, как все началось, – решил Агафонкин. – Выясню и снова на Тропу. Мне же юлу нужно Митьку передать”.

С юлой Агафонкин лукавил: он мог находиться в любом пространстве-времени сколько угодно, а потом вернуться в тот момент, откуда отбыл, как человек, скажем, может отойти от фонарного столба на сто метров, а затем к нему возвратиться. Никто и не знал, что Агафонкин отсутствовал, проживая подчас в другом Событии по нескольку лет. Получалось, что он везде находился одновременно. Как, впрочем, и все остальные люди. Просто Агафонкин в отличие от них это знал. Да еще его Линия Событий не ограничивалась его собственной жизнью.

Одним из мест, где Агафонкин проводил много времени, иногда не покидая его месяцами, было Удольное1861год. Он попал туда случайно, по наитию, что ли. Но об этом потом.

Катя уже вела Агафонкина к дивану в полоску, где принялась снимать с него светлый пиджак и, расстегнув рубашку, целовала в шею, спускаясь губами к груди. “Почему бы и нет? – подумал Агафонкин. – А потом встану на Тропу. Пропаду, перестану появляться. Или буду продолжать. Главное, понять, откуда мы знаем друг друга. Правило я вроде не нарушаю”.

Правило у Курьера было одно: Курьер не вмешивается.

Правило ему объяснил Митек. Агафонкину исполнилось тринадцать, и Митек стал готовить его к Назначениям: как Контакт установить, сколько времени на Контакт отводится да с какими словами вручать Отправителю малыйсердолик. Агафонкин освоил процедуру быстро, не задавая лишних вопросов. Ему не терпелось взять свою первую Тропу.

– Главное, Алеша, – Митек в последний раз проверил правильность одежды, обвязал шею толстым колючим шарфом – Агафонкин отправлялся в холодное Событие Мурманск-26декабря1971года0:28, – помни Правило Курьера: Курьер не вмешивается. Взял-передал и обратно. Если видишь на человеке беду, что плохое с ним должно приключиться – не предупреждай, не помогай.

Агафонкин кивнул и пообещал не вмешиваться. Его тогда это мало интересовало.

Позже, слушая споры Матвея Никаноровича и Платона Тер-Меликяна о его, агафонкинском, видении времени, он стал сомневаться и не один раз просил Митька объяснить ему Правило:

– Почему? – спрашивал Агафонкин – на растопыренных ладонях накручена шерсть, которую Митек сматывал в большие клубки, хотя никогда, никогда Агафонкин не видел, чтобы Митек что-то из этой шерсти вязал (да и зачем? Их одежда росла сама собой). – Ведь если действия в прошлом не оказывают влияние на будущее, поскольку будущее уже совершилось, а вернее, как и прошлое, совершается постоянно, то изменить ничего нельзя. Какая тогда, Митек, разница, если я помогу кому-то из Адресатов-Отправителей в условном прошлом: от этого ж ничего не поменяется? Просто станет одним кадром, одним вариантом больше, без продолжения. Так?

– Может, и так, – не спорил Митек, ловко наматывая нитку на пухнущий пушистой шерстью клубок. – Да только вмешиваться нельзя.

– Отчего ж нельзя, если ничего не поменяется?

– А если ничего не поменяется, Алеша, то какой смысл вмешиваться? – без особого, впрочем, любопытства интересовался Митек. – Сам подумай, не маленький.

Агафонкин думал. А надумав, находил Митька за его постоянной домашней работой и говорил:

– Чтоб себя лучше чувствовать, для того и вмешиваться. Чтоб не стоять-улыбаться, зная, что на человека через два часа кирпич упадет, а предупредить: не ходите по этой стороне улицы.

– Ты, Алеша, коли чувствовать себя лучше хочешь, пойди поспи, отдохни, – советовал Митек. – Или вкусного поешь. Хочешь, картофельные оладьи пожарю? Сверху сыру натрем?

Агафонкин не хотел оладьев и продолжал тревожить Митька расспросами, пока тот однажды не сказал:

– Думай, Алеша, что хочешь, а Правило Курьера не нарушай. А то с тебя спросят. Рад не будешь.

Голос у Митька звучал особенно глухо, словно он говорил из туннеля. Агафонкина убедил именно этот голос больше, чем слова.

“Откуда она меня знает? – думал Агафонкин. – Выяснить надо, посмотреть на нашу первую встречу”. Думал он об этом, впрочем, без особого энтузиазма от того, что Агафонкину в этот момент было слишком хорошо, и он послушно таял, уступая Катиным ласкам.

Катя мягко отклонила попытки Агафонкина ответить взаимностью, словно сперва желала утвердить свое на него право, подтвержденное безусловностью агафонкинского оргазма. Агафонкин перестал сопротивляться и позволил ее мягким горячим губам, ее влажному требовательному языку и тонким ищущим пальцам унести себя вниз по теплой реке. Он закрыл глаза и отдался потоку, превратился в последовательность ощущений – без мыслей, намерений, воли. Так твердые кристаллы сахара теряют свою природу и тают в горячем чае, становясь подслащенной водой.