Книга Настоящее сокровище - Сьюзен Симмонс

Черт побери это дело!

А может быть, во всем виновата смена часовых поясов — сколько времени он уже не спал? Или это было временное помешательство. Или обычное плотское влечение. Или просто любопытство. Но он хотел поцеловать Викторию Сторм и сделал это.

И она догадывалась о том, что он собирается сделать. Он видел это по ее глазам, когда очередной взрыв фейерверка осветил сад.

«Куда подевалось твое самообладание, Сторм?»

Это было его последней мыслью перед тем, как он нагнул голову и прикоснулся к ее губам. Он не стал углублять поцелуй и раздвигать ее зубы, хотя искушение было велико. Не стал прижиматься лицом к ее влекущей плоти, выступающей из чересчур откровенного выреза платья, и мять ее руками. Он не осуществил ни одного из тех многочисленных желаний, которые возникали у него при одном взгляде на эту девушку. Хотя искушение было очень велико.

Он все еще был в состоянии контролировать свои действия, соразмеряя их с правилами приличия и здравым смыслом. Кроме того, он не был глух к тому, что ему подсказывали опыт и интуиция: с этой девушкой нужно действовать очень медленно и осторожно.

Но оторваться от ее губ он не мог и продолжал целовать их короткими легкими поцелуями.

— Полагаю, нас можно назвать целующимися братом и сестрой, — с некоторым оттенком насмешки над самим собой сказал он.

— Наверное, можно, — проговорила она, ее дыхание касалось его лица как легчайший ветерок. — Только вряд ли нам стоило это делать, — сказала она чуть позже, но Митчелл заметил, что девушка не сделала попытки оттолкнуть его, хотя имела для этого возможность.

Продолжая тереться губами о ее губы, он спросил:

— А вы всегда поступаете так, как следует поступать?

— Стараюсь. — Он услышал тихий вздох.

Снова вспышка предательски яркого света и разлетающиеся в стороны зеленые и голубые звезды — такие же, как ее глаза, подумал Митчелл, заглядывая в лицо девушки. И вдруг ему показалось, что он проваливается в какую-то бездну. Не зная, как избавиться от этого кошмара, он сделал единственное, что пришло ему в голову, — закрыл глаза и стал целовать ее по-настоящему.

Одну руку он положил ей на затылок, а другой обхватил за талию, увлекая глубже в тень. Она не издала ни единого звука протеста. Напротив, Митчелл чувствовал, что Тори с радостью повиновалась ему, и где-то в отдаленных закоулках его сознания прозвучал отчетливый сигнал тревоги. Позже он обдумает, откуда взялось это предчувствие опасности, но не сейчас. Сейчас он целовал Тори.

На него обрушился поток новых ощущений. Никогда в жизни он не целовал таких нежных, гладких, атласных губ и щек, такой прекрасной шеи и округлых плеч.

Он вдохнул витавшие в воздухе запахи ночи: горьковато-соленого морского ветра; аромата пурпурных роз, обвивших шпалеры; и еще какой-то запах, очень слабый, возможно, духов, не встречавшихся ему ранее.

Он вдохнул снова. Виктория. Это был ее запах — такой же женственный, чувственный, обворожительный и удивительный, как она сама.

Тори что-то сказала, и Митчелл подумал, что ему очень нравятся ее голос и смех, хотя слово «нравится» казалось слишком пресным по сравнению с тем, что он чувствовал. До сих пор ему не приходило в голову, как это важно в отношениях между мужчиной и женщиной.

Он на дюйм отодвинулся от нее и спросил:

— Вам нравится, как я смеюсь?

Она заморгала и недоумевающе уставилась на него:

— Простите?

— Вам нравится звук моего голоса?

— Да, очень, — честно ответила она.

— А как я смеюсь?

— Мне нравится ваш смех, — призналась она и сама засмеялась.

Митчелл чувствовал себя польщенным.

Он снова наклонился и стал ее целовать. В первую секунду он ощутил вкус чистого и прохладного горного ручья, потом вкус стал сладковатым, напоминающим экзотические фрукты, с темным интригующим началом. Вкус ее поцелуя был сложным, постоянно меняющимся, он дурманил ему голову и возбуждал.

Черт, он настолько увлекся процессом, что не заметил реакции собственного тела. Слава Богу, что на поясе у него висит традиционная для горцев меховая сумка. Может быть, девушка ничего и не заметила.

И слава Богу, что на Тори было столько нижних юбок и сплошь вышитое бисером платье. В другое время он, возможно, проклял бы этот барьер, разделявший их тела, но в данный момент он был как нельзя кстати.

Митчелл сожалел только об одном. Длинные локоны Виктории отливали тем же глубоким, мерцающим огнем, что и ее бесценные рубины. Ему ужасно хотелось запустить в них свои пальцы, но волосы были убраны в высокую строгую прическу, и он не рискнул бы разрушить ее.

— Шелк. — Он и не заметил, что произнес это вслух.

— Шелк? — выйдя из мечтательной задумчивости, спросила она. — Да, у меня шелковый шарф. — Она посмотрела на свое платье. — И наверное, не только шарф.

— Я говорил о ваших волосах.

Она хотела взять прядь, спускавшуюся вдоль ее лица, чтобы рассмотреть, но Митчелл опередил ее. Он намотал ее на указательный палец и поднес к губам. Она оказалась прохладной, мягкой и слабо пахла розами.

Тори потянулась и нерешительно погладила его волосы у виска, слегка взъерошила их и снова пригладила.

— Шелк, — будто эхом откликнулась она.

Наверное, она никогда не сумеет себе объяснить, почему позволила ему поцеловать себя. Это даже не было для нее неожиданностью. Она не могла оправдать себя тем, что ни о чем не догадывалась. Она прекрасно поняла его намерение и сознательно пошла на это.

Опасность.

Виктория почувствовала ее в ту же секунду, как увидела отражение Митчелла в зеркале. Вот только не знала, в чем она заключается, эта опасность.

А она заключалась в том, что Митчелл был невероятно красив, умен и обаятелен. Ей нравились его мужественность, сила, чувственность и множество других качеств, которые она столько лет искала и не находила в мужчинах.

Опасность была в том, что он целовался лучше всех мужчин, которые когда-либо ее целовали.

И она хотела его.

Ничего не случится, если она позволит себе отдаться чувствам всего на одну минуту.

Нет, ответила себе Тори.

Лгунья!

Да.

На время она оставила этот спор и снова провела пальцами по густым темным волосам Митчелла, вспоминая вкус его поцелуя. Почему он был так приятен ей? Почему ее так волновало то, как он смотрел ей в глаза и прикасался к ней? Почему он так занимал ее воображение, тогда как другие мужчины оставляли ее совершенно холодной и равнодушной? Почему ей так нравится именно этот мужчина, а все остальные не вызывают в ней ни малейшего интереса?

Она не знала ответов на все эти вопросы.