Книга Пленница французского маркиза - Лариса Шкатула

Разумовский осторожно снял с её плеч маменькину шубу и взял из её рук шляпу брата, которую она стянула с головы, едва войдя в дом - право слово, со стороны можно подумать, что княжна - девка с дурцой.

Чего вдруг она начала отмечать такие знаки внимания? Неужели некоторые высказывания графини Толстой задели её своей снисходительностью? Судя по всему, та уже в семнадцать лет сама испытала такое, о чем Соня могла только догадываться на основе опыта, почерпнутого из романов.

А совсем недавно она была настолько глупа, что считала, будто мир чувственный предназначен для людей недалеких. Умные люди, как ей казалось, не станут жить порывами, идущими от сердца, а не от разума. Ей откровенно не верилось, будто чувствами не всегда можно управлять. Неужели она ошибалась?

Человек в одночасье не может перемениться. Но Соня вдруг засомневалась в собственных постулатах, ощутив, как приятно, когда тебя, например, поддерживает крепкая мужская рука. Когда на тебя с откровенным любованием глядят синие глаза...

Что это с нею сегодня? Неужели именно в эти мгновения на неё с неба смотрит дед - любитель веселой жизни и женщин. Поощряет её к изучению окружающего, подталкивает к чему-то?

Между тем подполковник повесил на вешалку маменькину шубу и шляпу брата, не давая понять, что воспринимает как-то по-иному её странный наряд. Возможно, он так же ухаживал бы за любой дурнушкой или старухой, как и подобает воспитанному человеку, но отчего-то Соня не хотела так думать...

- Простите меня, я пойду, переоденусь, - пробормотала она, поймав изучающий взгляд брата.

Наверное, он решил, что она влюбилась в его красавца-друга. Иначе, отчего вдруг эта странная томность в её движениях? "Пойду, переоденусь" чуть ли не с каким-то намеком. И откровенный интерес, с которым она разглядывала незнакомого мужчину.

- Срочно разбуди маменьку, - приказала между тем Соня выглянувшей из кухни Агриппине. - Князь Астахов приехал. С другом.

- Николай Николаевич! - радостно воскликнула горничная и побежала к комнате Марии Владиславны.

У себя в покоях Соня решила опять вложить в книгу выпавший из неё листок и завернуть ту в прежний кусок портьер. Но не удержавшись, она все-таки выхватила глазами часть текста из листка и поняла, что перед нею страничка из дневника.

"6 сентября 1724 года. Сегодня проходил мимо приотворенных покоев императрицы. Услышал стоны и, не рассуждая, кинулся туда. Старый дурак! Уж в таком-то возрасте мог бы прежде помыслить, что сие может означать..."

Княжна невольно вздрогнула. Со страницы на неё повеяло холодом смертельной опасности. "Кинулся в покои императрицы"! Даже мороз по коже...

Она осторожно вложила листок в книгу, у которой пока открывались лишь немногие листы. Завернула её все в тот же кусок портьер и спрятала.

На этот раз Соне пришлось одеваться без помощи Агриппины. Та наверняка разрывается сейчас между одеванием и причесыванием княгини, и необходимостью уделять внимание господам военным.

Впрочем, брат и сам знает, что они не могут позволить себе содержать лишних слуг. Лучше бы он привез с собой камердинера. Не пришлось бы теперь выкручиваться перед товарищем. Наверняка тот не знает, что такое, не иметь денег на содержание нужного числа слуг. От него за версту слышен запах богатства.

Соня прислушалась к себе: откуда это у нее, про запах-то? Поняла: плащ, в который она невольно уткнулась, когда чуть не упала, был пошит из тонкого дорогого материала, запах дорогого табака. И запах, не иначе, кельнской водицы11. Граф ухаживает за собой, как завзятый француз.

А ведь, судя по несколько мужиковатой внешности Разумовского, он вряд ли может похвастаться таким же древним родом, как Николай Астахов. Брат Сони куда породистее, изящнее своего товарища, его облик оттачивалась чередой аристократических браков. Впрочем, время от времени разбавляясь кровью простонародной, Соне ли об этом не знать! Но чем ещё Астаховым хвастать, кроме древности рода?

Она поймала себя на том, что злится на Разумовского, и даже расстроилась. Это была злость человека бедного, завидующего чужому богатству. Да, нищета может завести человека в область самых низменных чувств! Она могла бы вслед за другими обнищавшими дворянами повторять, что слишком много расплодилось в последнее время нуворишей12, из-за которых истинным дворянам так тяжело приходится...

По причине таких, несвойственных ей мыслей, Соня вышла к столу не в лучшем расположении духа. Взгляд княгини придирчиво осмотрел её и, кажется, маменька осталась довольна. Дочь выглядела прекрасно. Она даже надела на шею гранатовое ожерелье, которое княгиня берегла как последнюю драгоценность рода Астаховых. Вот только сумрачна девка отчего-то. Неужто ей все не дает покоя размолвка с Воронцовым?

Но в целом княгиня радовалась тому, как оказался накрыт её стол, как были одеты женщины, и, если не обращать внимания на мелочи, семья Астаховых должна была произвести самое благоприятное впечатление на графа Разумовского.

К такому гостю у Марии Владиславны не было никаких претензий. Мальчик из хорошей семьи, некоторые члены которой получают высокие награды и отличия из рук самой императрицы. Кто знает, может, и Николушке будет польза от дружбы с графом и подполковником. Это вам не какой-нибудь жалкий механик вроде Кулагина. Пусть он и лично знаком с императрицей...

Настроение у Сони исправилось довольно быстро. Пока брат рассказывал матери о своей службе, граф Разумовский развлекал княжну разговорами, которые вовсе не показались ей бессодержательными. Наверное, раздражение помешало Соне сразу увидеть в подполковнике определенный шарм. Древний их род, не древний, а образование своим детям Разумовские дают самое лучшее. Княжне не удалось затронуть ни одной темы, в которой Леонид Кириллович не был бы несведущ.

Он не только легко подхватывал эти темы, но в некоторых случаях сообщал ей исторические факты и рассказывал о событиях, прежде Софье незнакомых.

Но и сам Леонид удивлялся её познаниям.

- Поверьте, - говорил он, - я впервые беседую с девицей на равных и, надо сказать, всерьез боюсь попасть впросак.

- Наверное, оттого, что я по-настоящему люблю и потому знаю историю, призналась Соня. - Вот только домочадцам мое увлечение не очень нравится.

Братец услышал её откровения и тут же подключился к их разговору.

- Была бы ты мужчиной, на такое увлечение никто не стал бы тебе пенять, но ежели история мешает девице стать такой, как все...

- Софье Николаевне вовсе не нужно быть такой, как все, - вступился за неё Разумовский, - поверьте, это невыносимо скучно.

- Вести беседы, может, и скучно, - не согласился Николай, - только Господь создает женщин не для бесед и приятного времяпрепровождения, а для создания семьи и произведения на свет детей...

- Николя! - покраснев, выкрикнула Соня; домочадцы не только промеж себя считают её залежалым товаром, но и не стесняются говорить об этом с посторонними мужчинами!