Книга Тоскана для начинающих - Имоджен Эдвардс-Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошу прощения? – отзывается Хоуард, наполовину погруженный в свой стакан с джином, разбавленным биттер-лимоном. Он смотрит на нее светлыми, тусклыми глазами; в них застыло страдание, потому что сегодня ему не миновать общения с другим человеческим существом. У Хоуарда стройное, загорелое тело и лохматые, неопрятные светлые волосы. В рубашке из денима с открытой шеей, в свободно сидящих джинсах и кожаных сандалиях, он все еще не лишен сексуальной привлекательности. – Гм… нет. Что? Муза? Нет, по правде говоря, нет, – запинается он. – Я сидел, уставившись в экран своего компьютера, и целый день пытался вытащить своего героя из постели.
– Правда? – говорит Белинда, стараясь выглядеть одновременно заинтересованной и умной. – Он там застрял?
– Ну, мне удалось напечатать двадцать слов, – говорит Хоуард, осушая свой стакан.
– Лишь бы только это были хорошие слова, – говорит Белинда с легким смешком, Дерек в этот момент передает ей ее джин-тоник.
– А потом я их все стер, – продолжает Хоуард.
– О! – говорит Белинда, делая маленький глоток. – Ну а я нахожу, что мой oeuvre[52]приходит ко мне совсем естественно. В самом деле, бывают дни, когда меня до такой степени охватывает вдохновение, что я просто не могу остановиться. Я пишу, и пишу, и пишу. – Ее рука с розовыми ноготками как будто строчит что-то в воздухе.
– Я не знал, что ты пишешь роман, – говорит Дерек, садясь на низкий край своего розового дивана, – он расставил в стороны свои стройные ноги, устраивая поудобнее живот.
– На самом деле это не совсем роман, – говорит Белинда, одергивая свой наряд, как раз подобающе артистичный.
– Ну, мой весьма ограниченный опыт говорит мне, что книга – это или роман, или нет, – замечает Хоуард. Гремя льдом в пустом стакане, он встает с места и направляется обратно на кухню.
– Полагаю, это можно назвать дневником. – Белинду невозможно смутить. – Я всего лишь записываю туда свои apergus и pensees[53].
– У кого новые шлепанцы[54]? – говорит Барбара, входя в комнату с подносом оливок.
– Да нет, любовь моя, – поправляет Дерек. – Это Белинда. Она записывает свои apergus.
– А, ну хорошо, – говорит Барбара, слегка пожимая плечами в знак того, что она не в курсе разговора. – Я спрашиваю только потому, что на мне – новые шлепанцы. – Она поднимает повыше золотую тапочку: менее золотую и больше похожую на тапочку, чем та пара, что она надевала утром на рынок.
– Они хорошенькие, – говорит Мэри: у нее в руке «Спитцер», она сидит, забравшись с ногами на диван.
– Спасибо, дорогая, – говорит Барбара. – Ты тоже.
Мэри улыбается.
– Она похожа на официантку, – говорит Белинда и встряхивает рукой со стаканом.
– Нет, не похожа, – возражает Барбара.
– Этот ее черно-белый наряд, – продолжает Белинда.
– Не обращай внимания. – Дерек похлопывает Мэри по руке. – Ты выглядишь очень хорошенькой.
– Да, это мило, – говорит Барбара, нагибаясь вперед, чтобы взять бирюзовую с золотом пачку сигарет со стеклянной поверхности кофейного столика. – Дерек и я уже давно не принимали гостей, – добавляет она, потом прикуривает ментоловую «Сент-Мориц» и выдыхает дым.
– Да, любовь моя. С прошлой недели. – Дерек кивает в знак согласия.
– Не возражаете, если я?.. – спрашивает Хоуард с порога комнаты, помахивая своим пустым стаканом перед носом у остальных сидящих в гостиной.
– Нет, приятель, – говорит Дерек, одновременно закидывая в рот три оливки. – Продолжай, наливай себе.
– Так, значит, твои постояльцы завтра прибывают, Белинда? – спрашивает Барбара, слегка постукивая пальцем по сигарете.
– Дом Контессы летом полон, – заявляет Дерек; при этом кожаный диван скрипит так, будто кто-то из присутствующих пустил газы.
– Завтра к нам приезжают очень симпатичные бельгийцы, – говорит Белинда. – Они не то хирурги, не то врачи, не то юристы, – не помню точно, но они определенно профессионалы в своем деле.
– Это мило, – замечает Барбара.
– Д-да, – подтверждает Белинда, наклоняя голову набок. – Как мило будет вести какие-нибудь умные разговоры.
– Да, – соглашается Барбара. – Это всегда мило… Ну, – добавляет она и слегка хлопает в ладоши, – может, нам уже перейти в столовую и сесть за стол? Стив сказал, что, возможно, опоздает, поэтому, полагаю, мы продолжим без него.
– Стив? – говорит Белинда, поднимаясь с кожаного розового стула. – Я знаю этого Стива?
– Ты знаешь Стива, – уверяет ее Дерек. – Все знают Стива.
– Стива, дизайнера, – добавляет Барбара.
– Дизайнера? – спрашивает Белинда.
– Он, наверное, и твой дом перестраивал, – с готовностью подсказывает Барбара.
– Не думаю, – улыбается Белинда. – Моим домом занимались итальянцы.
– Ты уверена? – говорит Дерек, поднимаясь и поправляя штаны в промежности.
– Разве ты не купила свой дом уже готовым? – спрашивает Хоуард, по-прежнему стоя возле двери. – У того английского дизайнера?
– Не полностью готовым, – поправляет его Белинда.
– Ну, тогда как ты можешь быть уверена, что он не перестраивал твой дом ? – Хоуард делает еще один большой глоток.
– В любом случае сейчас он также и агент по недвижимости, – говорит Белинда. – Он всегда такой милый.
Люстра в столовой приглушена, чтобы казалось, что большая белая комната купается в огне свечей. Окна маленькие, и хоть они и открыты, но вовсе не пропускают внутрь сквозняка. На выложенном плиткой полу лежит персидский ковер, серебристый, с перемежающимися пятнами розового и персикового цвета, а на стене висит большой, в золотой рамке, семейный портрет Дерека и Барбары с детьми. Длинный стол красного дерева уставлен серебряной посудой. Ближе к середине в больших серебряных вазах лежат горы фруктов и орехов, а по бокам стоят графины с вином. Все выглядит так пышно и обильно, что можно подумать, будто на дворе Рождество.
Любители хороших вещей, Дерек и Барбара – щедрые хозяева и с удовольствием делятся с друзьями результатами своих высоких доходов. Пока Дерек наливает гостям кьянти, Барбара занята на кухне: она режет пласты фуа-гра, в большом количестве купленные во время последней поездки во Францию.
– Я знаю, вы считаете, что это надо намазывать на тонкий ломтик поджаренного хлеба, – говорит Барбара, садясь, – но мы с Дереком предпочитаем толстые ломти. Надеюсь, вы не возражаете?