Книга Кунст (не было кино). Роман с приложениями - Сергей Чихачев

В принципе Стас Стрельцов ни в какие диверсанты не собирался. Но сначала в военкомат приехал какой-то важный сухопарый офицер-«купец» и отобрал из всей Угрешки одного только Стаса, который затем неделю провёл в какой-то неизвестной ему части и подвергался различным обследованиям, потом с ним долго беседовал второй брюзгливый сухопарый офицер, за ним третий, далее были поезд и та самая учебка. Место знаменитое, что и говорить. Во Владивостоке любой пацан хотел бы на Халулай попасть. Потому что выпускники, если их можно так назвать, из шпаны превращались почти что в суперменов.

Тут уместно сделать небольшой экскурс в историю – раз уж дело и так начинается на рубеже восьмидесятых и девяностых – и вспомнить, что наличие у себя диверсантов и, как следствие, диверсионных школ Советский Союз не то чтобы отрицал, но и особо не афишировал. А между тем диверсанты требовались хотя бы затем, что периодически СССР понадобился кто-нибудь, кто мог бы расшатывать враждебный капиталистический строй физически. И вот был Халулай и были халулаевцы. Дураков туда, кстати, не брали. Дурак – он плохой диверсант. Это была единственная мысль, которая согревала Стаса в те секунды, когда уже «отбой», но ещё не «тревога» и можно поспать хоть пару часов.

Б

«Бегемот разинул рот:

Булки просит бегемот».

С. Маршак «Весёлая азбука про всё на свете»

Кормили на убой, тут грешить нечего. Хорошо кормили. Но я вам замечу, человека, который раз в неделю обегает остров Русский по, мать его, периметру, хоть чистым жиром корми – он толстым не будет. Даже дедовщины в её исконном понимании не было, потому что и у дедов к закату не оставалось сил. Бег, рукопашка, метание ножей, топоров и бутылок, опять рукопашка, рассказ о типах взрывателей и о том, как листом бумаги отрубить палец, бег, плавание с аквалангом, плавание без акваланга почти на те же расстояния; опять рассказ, только уже о том, как греться без огня и напиться без воды, бег, бесшумный бег… Какая тут дедовщина? Так, зуботычины без особой ненависти. Наоборот, редкий в Советской армии случай – на дедов смотрели с завистью, на дедов смотрели снизу вверх, потому что уж кто-кто мог бы любому ниндзя навешать люлей, так это халулаевский дедушка, который может убить без оружия, сделать мину из пищевой соды и съесть тухлого ежа, найденного в лесу.

Стас поклялся себе, что свалит отсюда при первой возможности. Потом, когда после кроссов перестали отниматься ноги, оказалось, что вроде и ничего, притерпелся. В физподготовке он не блистал, насколько это высказывание вообще относится к тамошним солдатикам. А потом и вовсе появились живые легенды: дедушек начали посылать на «выпускные экзамены», они возвращались и, хотя особо не трепались, все всё знали. А «выпускной» на Халулае был такой: готовили тебя столько времени как самостоятельную боевую силу – покажи, что умеешь. Ночью поднимали по тревоге, совали в самолёт или на корабль и только там объявляли задание. А с собой – ни еды, ни тёплой одежды, ни, к примеру, прибора ночного видения.

Так дёрнули как-то ночью по тревоге четверых, в том числе Стасикового земляка, москвича Воробья – Серёгу Воробьёва. Посадили на катерок бесшумный. Объявили задание – захватить авианесущий крейсер «Новороссийск» (тогда ещё он не был продан Китаю). Так, на секундочку, флагман авианесущего флота. Команда в сотни человек, и это не считая лётчиков и официанток. И сообщить из его, крейсера, радиорубки о выполнении задания. И оставили командиры гоп-компанию на катерке неизвестной конструкции. А он не заведён даже. Воробей со товарищи если и поморщились, так в темноте не было видно. Дальше Серёга пересказывал схематично, как само собой разумеющееся. Ну разобрались, катерок завели. Координаты свои выяснили, соотнесли с координатами «Новороссийска». И потихоньку вперёд, на электрическом ходу, который тогда и в Японии близлежащей не очень ещё прижился. Дошли до «Новороссийска» самым малым, чтобы на радарах не засветиться. Встали поодаль. Нырнули вчетвером. Вынырнули у крейсера. Наверх забрались. Затаились. Затем на пульт управления. Пойди ещё войди, кстати, в эту рубку. Всех, кто там был, связали, своего одного оставили, он изнутри доступ в рубку перекрыл окончательно. Затем кубрики со спящими матросиками задраивать один за другим и часовых снимать стали. Потом один – к капитану, другой – к старпому, третий – в радиорубку. Капитан и старпом о таких игрищах не знали, но в целом догадались, что делать. Особенно их впечатлило количество обезвреженных часовых. Препроводили их к радиостанции под дулами. Вышли в эфир на оговоренной частоте. Объявили о захвате. Капитан и старпом, багровые все, подтвердили, поблагодарили от себя за службу и злобно предложили погостить на судне. Дедушки отказались. Потому что выпускной сдан и можно домой.

В

«Воробей просил ворону

Вызвать волка к телефону».

С. Маршак «Весёлая азбука про всё на свете»

Этой гордо рассказанной историей Воробей, которого вскоре демобилизовали, сам того не желая, фактически украл у Стаса последнюю надежду на диверсантское будущее. Стас озлобился и затосковал. Воробей рассказывал лихо, где не хватало слов, показывал: как влетели, как вскарабкались, как вязали, какая рожа была у капитана. А Стас только угрюмо кивал. Ему до дембеля было ещё ого-го, но ни физически, ни психологически он, конечно, к подобному готов не был. Да, он не боевой пловец, его нырять под винты не пошлют, но особой злости по отношению к самому себе он не испытывал.

Просто на каком-то этапе понял, что ошиблись психологи. Он не диверсант. Он не сможет толком убивать людей. Он не сумеет каждую секунду в течение десяти лет после дембеля ждать вызова по тревоге и дважды в год ездить в приказном порядке на переподготовку. Он не хочет. Но сбежать с Халулая было стыдно. Можно было объявить о своей физической некондиции, можно было заболеть, в конце концов, но как потом самому себе в глаза смотреть? И Стас остался. И бегал кроссы, рубил листами бумаги толстые серо-зелёные столбики пасты ГОИ, метал ножи и проклинал себя, дурака из интеллигентной семьи, решившего отслужить в армии. Но «выпускной» настал и для него.

Г

«Гриб растёт среди дорожки, —

Голова на тонкой ножке».

С. Маршак «Весёлая азбука про всё на свете»

Для халулаевца команда «тревога» – что милый сердцу И. П. Павлова условный рефлекс. В том смысле, что срабатывает однозначно: только прогремело в воздухе (хорошо ещё, если просто команда, а не взрывпакет с химикатами), а ты уже слетел шмелём с койки, натянул одёжку, схватил оружие, и только тогда, когда в полной диверсионной – согласно специальности – выкладке предстаешь пред очи начальства, обнаруживаешь, что сердце бешено колотится, а во рту пересохло.

Стаса подняли вот так же. А потом произошло то, чего он не совсем ожидал. Была ещё зима, конец зимы, если быть точным, и до «выпускного» ему было далековато. Тем не менее уже в самолёте, где они оказались вдвоём с погодком Русланом-Кабардой, стало понятно, что это именно «выпускной» и есть. Досрочно. Очень мило. Гудели винты, шли минуты и часы, а сопровождающие молчали. Стас начал нервничать. Ни задания, ни карт, ни координат – ничего. Только и есть при себе, что фляжка, нож, да компас в часах. Сопровождающие даже не курили – просто молча сидели в тускло освещённом гулком брюхе транспортника и, кажется, дремали. Время Стас, правда, по привычке засёк, и чем дальше – тем больше изумлялся. Судя по всему, если самолёт не кружил на месте, их должны были транспортировать чуть ли не в Китай. Вообще-то, если в Китай, то пора бы и дать инструкции. А то при посадке начнет трясти и толком карту не рассмотришь.