Книга Улыбайся всегда, любовь моя - Марта Кетро

В тот момент я была уверена, что с Ванюшкой нет никаких шансов. Он видит не меня, а только духов. Но мне хотя бы смотреть было важно, я почти поверила, что после милого в мире остались только низкорослые писклявые уроды.

Через неделю нужно было вернуть сатанинские книжки, к тому же я нашла в Сети редкостный роман Кроули «Лунное дитя», который Ванюшка давно хотел прочитать, и записала ему полезную музыку для секса.

По условиям конспирации мне пришлось врать, будто я хочу отдать Ванюшке лично в руки специальный диск, чтобы объяснить, как его открывать. Все смотрели на меня с жалостью. Даже Тина решила, что я на него запала, и выдала номер телефона.

Я набралась храбрости и стала писать эсэмэску. Долго мучилась, с трудом подбирала слова (Я. С трудом. Подбирала. Слова). «Когда будешь в студии? Готова отдать тебе книги. Две. (Я же три брала, но толстую еще не прочитала.) А еще я скачала „Лунное дитя“ и записала на диск». Нет, длинно.

«Готова отдать книги и диск». Какой диск? Он же не знает...

В конце концов злобно написала: «Когда будешь в студии?» Ах, он уже там? Путем длительного обдумывания родила фразу: «Замечательно. Принесу книги и „Лунное дитя“ на диске. К шести». Если я начинаю кого-то ставить перед фактом, значит, очень смущена.

К шести я почти успевала, но для успокоения зашла в магазин, и там, в примерочной, меня позитивно проперло. Она была освещена потрясающе – голубоватый свет и густые тени. Я выглядела как прекрасный вампир, все морщинки видны, но лицо очень сильное и трагическое. Вышла с двумя кофточками, на тысячу рублей легче и на час позже.

Успела к семи, уже на подходе мне позвонил Ванюшка и сварливо спросил, скоро ли.

Я вошла, и мы оба сделали вид, что встретились случайно...

Я быстренько разделась (не до конца) и заглянула в зеркало. На меня смотрело такое же глупое детское личико, как в четыре года, на новогодней фотографии. (У меня до сих пор такое выражение, когда я радуюсь.)

Выглянула из закутка с одеждой и выложила книги на Ванюшкин стол.

Он увидел меня и зарулил в противоположный угол. Я терпеливо ждала.

Он выбрался, я метнулась навстречу и торопливо рассказала, что на диске файл, который я добыла, не знаю, то или нет, а еще там музыка.

Он сказал два раза «спасибо», и я метнулась обратно.

Подошла к зеркалу, обнаружила то же радостное возбуждение и стала кружить по закутку, взволнованная вся. В метро ничего не читала, переживала свое приключение. Событие такое, значит, – мальчику книжку отдать.

Так устала от всего этого, что на следующий день спала до трех.

В первых числах марта настало время для атаки.

Я обольстила одну из его бывших девушек, и мы пошли к нему «смотреть картинки». Договорились на семь, я от волнения явилась на час раньше и традиционно скоротала время в магазине. В примерочной у меня впервые случилось что-то вроде сердечного приступа. Я смотрелась в зеркало, когда сердце остановилось, пропустило удар и снова пошло. Как будто кто-то помедлил и открыл новую страницу. Это был знак, я его поняла и приняла. Новую так новую.

Мы приехали к Ванюшке, я благодарно и нежно улыбнулась девушке, перевела взгляд на него и, кажется, больше не отводила.

Он заварил зеленый чай и пошел к компьютеру, а я спросила у девушки, когда у него день рождения. Пятого января. Тут мир второй раз за день задрожал и подернулся рябью. Потому что у пропавшего моего милого – четвертого. Это уже был даже не знак. Просто сигнал.

Я отставила чашку и прошла в его комнату, села рядом и спросила:

– Я могу остаться сегодня на ночь?

– Да, места полно, – ответил он.

– Ты возьмешь меня к себе в постель?

– Да.

* * *

Его работы были прекрасны. Трезвый взгляд, беспредельное спокойствие, чуть прохладная нежность. От восхищения мне захотелось преклонить перед ним колени, на полном серьезе, – я его зауважала. Он оказался умным, тонким и чистым, какими бывают только ангелы.

Мы пошли спать, и я настолько исполнилась почтением, что решила к нему не приставать.

– Тебя не смутит, если я буду спать голой?

Его не смутило.

Мы легли рядом и взялись за руки. Если бы ночь так и прошла, я бы все равно чувствовала себя счастливой, потому что рядом со мной был самый умный, красивый, самый лучший юноша на свете.

Но когда я смотрела картинки, то отметила, что он очень часто сосредотачивается на женских руках и ногах. Для понимающего – достаточно, и я кончиками пальцев погладила его ладонь, а ступней тронула ногу. (Давным-давно мой первый взрослый любовник сказал, что самая крошечная женщина в постели умеет вытянуться в рост самого высокого мужчины.) И тут он, конечно, вспыхнул. И его огонь горел следующие шесть часов. Наш огонь, точнее. Потому что все мои стратегические расчеты рассыпались при первом прикосновении. И остались только жар, холод, искры и бархатный мрак – как всегда, впрочем. Как впервые в жизни – и это тоже «как всегда».

Я стесняюсь впадать в подробности, скажу только, что он сделал меня счастливой.

Мне показалось, что вся моя предыдущая жизнь была лишь подготовкой к встрече с ним, и все мужчины появлялись, чтобы научить меня с ним обращаться, слушать, понимать и любить.

Конечно, после первой ночи не было речи о любви. Я влюбилась в него через месяц, в Питере.

Тут я, пожалуй, вырежу кусок – что да как. Прямо сразу...

Я лежу на кровати и наблюдаю, как он на полу смущенно трахает некую девушку. Это я решила поиграть с ревностью.

Я смотрю, а мое сердце, как яблоко, кто-то очищает острым серебряным ножом. Медленно срезает тонкую шкурку, причиняя дикую боль, обнажает мягкое и нежное, иногда слизывает выступивший сок.

Она, девушка, вдруг что-то говорит, и он останавливается. (Честно говоря, она сказала: «Ты как будто работу какую выполняешь». Еще бы, когда я тут рядом умираю от боли, ему явно не до резвых игр.) Он садится и потупляется. В этом, кстати, мы не совпали – когда дело плохо, я, наоборот, задираю голову, только уж если совсем беда, опускаю глаза. А он буквально вешает нос, очень трогательно.

И тут я подхожу и говорю: «А со мной, ты потанцуешь со мной?» Мы встаем и начинаем танцевать, так, как текут реки, как растут деревья, как огонь сплетает языки пламени, как смерть отбирает наши дни, – то есть медленно, неотвратимо и неразрывно мы двигаемся, перетекаем друг в друга, и в конце концов я кричу. Не так, как принято – воркующе вскрикивать, – а хрипло, задыхаясь в слезах: «Не уходи, люблю, я люблю тебя». И называю его по имени.

Его тело говорит мне все, что я хотела бы услышать. Сам он молчит, но это не имеет ни малейшего значения.

И снова нет никого на свете, только я, вдвоем с любовью.