Книга Жена лекаря Сэйсю Ханаоки - Савако Ариеси

Каэ начала мысленно восстанавливать внешний облик своего двадцатишестилетнего супруга, который был всего на два года старше ее. Роста он среднего, голова необычайно большая, над огромными пронзительными глазами нависают кустистые брови, щеки и подбородок покрывает короткая густая щетина. Похоже, только шестилетний Рёхэй унаследовал прекрасные черты своей матери. Каэ часто представляла себе в мечтах красивого мужчину с овальным лицом. Ее ожидания не оправдались. И все же, несмотря на перемену в Оцуги и собственное разочарование, она ощущала близость с Умпэем. Каким бы странным ни казалось это внезапное проявление эмоций, Каэ пришла к выводу, что для жены вполне естественно испытывать к мужу теплые чувства в его присутствии.

В тот вечер за ужином настроение почти у всех было приподнятое. Наомити поднялся с постели и присоединился к семье, усевшись за низким столиком напротив Умпэя. Рёан и Ёнэдзиро Имосэ, родственник Каэ, который стал помощником Наомити около года назад, тоже присутствовали и сгорали от нетерпения услышать про Киото. Рассказы словоохотливого молодого лекаря оказались куда важнее еды. Что до Каэ, все ее внимание было приковано к черному родимому пятну под подбородком, на левой стороне шеи Умпэя, которое двигалось вверх-вниз, когда он говорил.

– Ямато-сэнсэй[36]обучил меня тем же хирургическим приемам, какими пользовался старый голландский медик Каспар. Все инструменты, что я принес с собой, доставлены были прямиком из Голландии. Некоторые из них потрясут даже вас, батюшка. Они сильно отличаются от ваших испанских. Так вот, и Ямато-сэнсэй, и его учитель Кэнсуй-сэнсэй заявляют: дабы операция прошла успешно, хирург должен учитывать все особенности строения тела пациента, а не только проявление симптомов в очаге заболевания. Идея состоит в том, чтобы обнаружить первопричину, из-за чего, по сути, медицина и считается наукой. Дабы расширить кругозор, я также обучался у Ёсимасу-сэнсэя, превзошедшего все премудрости традиционного китайского целительства.

После непродолжительной паузы Умпэй подвел итог:

– Но знаете, батюшка, своим мастерством и навыками я в большей мере обязан наблюдениям за вами. Вы учились зашивать раны, это так, но как деревенскому лекарю вам приходилось врачевать все мыслимые и немыслимые недуги, включая обычную простуду. Я начал понимать, что в большинстве случаев точно поставить диагноз не представляется возможности. Не всегда ясно, где требуется хирургическое вмешательство, а где можно и должно обойтись одними лекарствами. Я решил, что смогу продвинуть хирургию вперед, взяв на вооружение идеи и методы Каспара и обширные знания Ёсимасу о человеческом теле. Моя главная задача – открыть законы природы, опираясь на достижения западной и китайской медицины.

– Открыть законы природы, – задумчиво повторил отец. – Ну надо же!

Умпэй решил развить свою мысль:

– И в голландском, и в китайском подходах к врачеванию имеются свои достоинства и недостатки. В Киото некоторые мои однокашники принимали только голландскую методу, каковая учит отвлеченным рассуждениям, анализу и обобщениям. Но они не слишком ясно понимали при этом, как на самом деле работает тело, поскольку им не хватало практических занятий. С другой стороны, люди, изучающие китайскую медицину, много знают о теле, но не в состоянии установить причинно-следственные связи, из-за чего и выглядят смехотворно в глазах защитников голландской системы. Одним словом, хороший лекарь должен уметь выводить из своих наблюдений логические заключения, а для этого ему необходимо четко представлять себе, как работает человеческое тело.

– Это точно, – согласился с ним отец.

– Настоящим мастером хирургии можно считать лишь того, кто постиг обычные способы врачевания. Знать, как удалить опухоль, недостаточно. Хирургу надлежит принимать только тех пациентов, которых не смог излечить травник. То есть нож – это последнее средство, как меч самурая, если хотите. Нож – верховный судья. Ни при каких обстоятельствах нельзя обращаться к нему до тех пор, пока не будет проведено полное обследование и вынесен окончательный диагноз.

– Отлично сказано, Умпэй!

– Мудрость – вот наиболее ценное качество, каковым должен обладать лекарь. Нельзя следовать только старым порядкам или исключительно новым веяниям – вот что жизненно важно! – Идеи и чувства молодого лекаря били фонтаном. – Хирурга надо звать лишь тогда, когда лекарственные снадобья и акупунктура потерпели поражение. Он словно ведущий актер Кабуки, который появляется на сцене в самом конце спектакля для того, чтобы сыграть заключительную сцену. Эта роль завораживает меня. Признаюсь, мне хотелось бы стать Хуа Ту Японии.

– Ты ведь не о китайском Хуа Ту? – встрепенулся отец. – Надо же выбрать такого человека! – Наомити давно привык к тому, что к нему намертво приклеился ярлык хвастуна, но даже он был поражен, услышав столь дерзкое бахвальство Умпэя. Пожелать сравняться со знаменитым искусным врачевателем, жившим почти шестнадцать веков назад! Глаза Наомити широко распахнулись от удивления, и он еще раз повторил это имя: – Неужто именно о том Хуа Ту ты толкуешь?

– Да, именно о том Хуа Ту, – самоуверенно кивнул честолюбивый молодой лекарь. – Мое обучение в Киото – это только начало. Конечно же я глубоко признателен Ямато-сэнсэю и Ёсимасу-сэнсэю за то, что они помогли мне овладеть новыми знаниями и методой постановки правильного диагноза. Но до Хуа Ту им далеко. Есть недуги, которые не в силах излечить ни представители Запада, ни мудрые мужи Востока. К примеру, опухоли, в особенности женской груди, из которой просто невозможно удалить сгусток хвори хирургическим путем, ибо считается, что в груди женщины скрыта ее жизненная сила. Тут хирург совершенно беспомощен.

– Да уж, дело сложное, – согласился с ним Наомити.

– Но Хуа Ту не только удалял опухоль из черепа, он вскрывал грудь и снова сшивал ее. Вполне возможно, прославленный мудрец обязан своим успехом обезболивающему снадобью, каковым, по преданию, он пользовался, дабы усыпить пациента. Какая жалость, что не осталось записей ни об этом обезболивающем снадобье, ни о самих операциях, не правда ли? Что скажете, батюшка?

– Конечно, жаль. Но ведь наверняка многие рассказы о нем – чистой воды выдумки. В конце концов, Хуа Ту жил почти две тысячи лет тому назад, а китайская литература того периода грешит преувеличениями.

– Это верно. И все же я не думаю, что народная молва так уж погрешила против истины. Кроме того, даже если половина дошедшего до нас – правда, вы только подумайте, что это означает! Вдруг больной действительно может спать во время операции? Представляете? Без боли физическая выносливость человека возрастет чуть ли не вдвое и тело куда лучше справится с недугом!

– Может статься, ты прав, – задумчиво покивал Наомити.

– Это я и должен выяснить, отец! Мне хотелось бы найти способ лечения какого-нибудь недуга, с которым до меня не справился ни один врач. Вот что я имел в виду, когда сказал, что хочу стать Хуа Ту Японии. – Умпэй помолчал и продолжил: – Первым шагом могло бы быть изобретение обезболивающего снадобья, которое позволило бы проводить операции на всех частях тела. Если человек перестанет испытывать страдания, лекарь без труда удалит любое подозрительное затвердение до того, как оно превратится в злокачественную опухоль. Сейчас женщина, несомненно, умрет, если ей вскроют грудь. Но я считаю, что решение должно быть. Возможно, надрез под мышкой или со спины…