Книга Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

— Их необходимо отыскать и истребить, а иначе гореть вам всем в жарком и устрашающем пламени чистилища, — увещевал он паству.

Бейли Элертон умер во вторник: когда он мотыжил свое поле, сердце у него остановилось. Дочь его утверждала, что видела на коже отца следы уколов иглой. Никто другой не мог с уверенностью это подтвердить, и все же в четверг с утра толпа ввалилась во двор Фарроу — как раз тогда, когда он сел верхом на лошадь, отправляясь к своим пациентам. Он все еще смотрел на Генри и давал ему указания на день, когда его стащили с седла.

Верховодил в толпе Саймон Бек, участок которого граничил с землей Фарроу.

— Разденьте его, — велел Бек.

Фарроу задрожал, когда с него сорвали одежду.

— Ну и гад же ты, Бек! — закричал он. — Гад какой!

Без одежды он выглядел старым, кожа на животе свисала складками, округлые плечи оказались узкими, мускулы — вялыми и дряблыми, над большой багровой мошонкой съежился маленький половой член.

— Вот оно! — торжествующе воскликнул Бек. — Метка сатаны!

В правом паху Фарроу всем были ясно видны две маленькие темные точки, похожие на след от укуса змеи. Бек надрезал одну из них кончиком своего ножа.

— Это же родинки! — завопил Фарроу.

Потекла кровь — у колдуна этого случиться не должно было.

— Хитрые они страшно, — сказал Бек. — Могут вызывать кровь, когда захотят.

— Я цирюльник, а не колдун, — с отвращением сказал Фарроу, обращаясь ко всем. Но, когда его привязали к деревянному кресту и понесли к его собственному пруду, где он разводил рыбу, Фарроу стал молить о пощаде.

Крест со страшным плеском бросили в неглубокий пруд и удерживали под водой. Толпа успокоилась, наблюдая за тем, как поднимаются пузыри. Наконец крест вытянули и дали Фарроу возможность покаяться. Он жадно хватал ртом воздух и слабо отплевывался.

— Признаешь ли ты, сосед Фарроу, что связался с дьяволом? — дружелюбно спросил его Бек.

Но связанный человек вместо ответа лишь кашлял.

Тогда его снова погрузили в воду. Продержали на этот раз до тех пор, пока пузыри не перестали подниматься на поверхность. И даже тогда не спешили поднимать.

Генри мог лишь смотреть на это и всхлипывать, на его глазах будто бы снова убивали отца. Он больше не был мальчиком, он превратился во взрослого мужчину, но против охотников на ведьм был совершенно бессилен. Да и боялся, как бы они не взяли в голову, что ученик цирюльника помогал колдуну в его делах.

Наконец они отпустили крест, дав ему всплыть, прочитали заклинание против злого духа и ушли, так и оставив крест плавать на пруду.

Когда никого из толпы не осталось, Генри пробрался среди тины и вытянул крест на берег. На губах хозяина выступила розоватая пена. Генри закрыл ему невидящие глаза, которые выделялись, как немое обвинение, на белом лице, и очистил плечи Фарроу от налипших водорослей, потом разрезал веревки.

Цирюльник-хирург давно был вдовцом, детей не имел, так что все заботы пали на его слугу. Тот похоронил Фарроу как можно скорее.

Проходя по комнатам дома, Генри обнаружил, что толпа побывала здесь прежде него. Несомненно, они искали доказательства связи с сатаной, потому и унесли с собой все деньги Фарроу и его вино. Дом разграбили подчистую, но Генри нашел одежду, немного получше той, в которую был сейчас одет. Нашел немного еды и положил в свой дорожный мешок. Еще он взял сумку с хирургическими инструментами, поймал коня Фарроу и выехал из Мэтлока, пока никто не вспомнил о нем и не вернулся в дом.

* * *

Он снова стал скитальцем, но теперь владел ремеслом, а это все меняло. Всюду находились больные, готовые заплатить ему за лечение пенни, а то и два. Постепенно он понял, какой доход может принести продажа лекарственных снадобий, а чтобы собрать толпу, прибегал к приемам, которым научился у бродячих артистов.

Опасаясь, что его могут разыскивать, он нигде не задерживался надолго и избегал называться полным именем, он стал просто Цирюльником. Очень скоро все эти особенности сплелись в один тугой клубок и стали такой формой существования, которая его вполне устраивала. Он носил добротную и красивую одежду, не знал недостатка в женщинах, пил, когда пожелает, наедался всякий раз до отвала, поклявшись никогда больше не знать голода. Быстро набирал вес. К тому времени, когда он встретил женщину, ставшую его женой, весил он уже не меньше семи пудов. Люсинда Имс, вдова, владела прекрасной фермой в Кентербери, и Цирюльник полгода ухаживал за скотом и посевами, изображая хорошего хозяина. Его приводила в восторг ее маленькая белая попка, похожая на перевернутое бледное сердечко. Когда они предавались любви, она высовывала из левого уголка рта розовый язычок, словно ребенок, который зубрит трудный урок. Она обвиняла мужа в том, что он не дал ей ребенка. Возможно, она была права, но ведь она не понесла и от первого мужа. Голос у нее становился визгливым, тон — злобным, а стряпня — какой попало. Еще далеко и года не прошло после их свадьбы, как он стал вспоминать более отзывчивых женщин, более разнообразную и вкусную еду, стал стремиться к передышке от ее бесконечных попреков.

* * *

Шел 1012 год, тот самый, когда датский король Свен подчинил Англию себе. Десять лет он досаждал Этельреду, горя желанием унизить человека, который умертвил его земляков. В конце концов Этельред со всем своим флотом бежал на остров Уайт, а королева Эмма с сыновьями Эдуардом и Альфредом нашла убежище в Нормандии.

Вскоре после этого Свен умер от старости. У него остались двое сыновей: Харальд, унаследовавший от отца датскую корону, и Кнуд, юноша девятнадцати лет, которого датские воины провозгласили королем Англии.

У Этельреда еще хватило запала на одно сражение, и он изгнал датчан, однако Кнуд почти сразу же вернулся и на этот раз захватил всю Англию, кроме Лондона. Он уже выступил в поход на завоевание и Лондона тоже, когда узнал о смерти Этельреда. Кнуд не оплошал, он смело созвал Витан[22], совет английских мудрецов. В Саутгемптон съехались епископы, аббаты, эрлы и тэны[23], которые избрали Кнуда законным королем Англии. Кнуд продемонстрировал блестящий талант политика, стремящегося объединить измученную войнами страну: он направил в Нормандию послов и стал убеждать королеву Эмму сочетаться браком с преемником ее покойного мужа. Она согласилась, долго не чинясь. Намного старше Кнуда годами, она оставалась женщиной соблазнительной и чувственной, и придворные, посмеиваясь, передавали друг другу, что Кнуд и его королева почти не выходят из опочивальни.