Книга Иллюзионист - Анита Мейсон

А затем флейты взяли высокую ноту, подобную вечернему ветерку, холодному и чистому. Ритм изменился. Он стал спокойным, размеренным и даже величавым; поступь вечного достоинства, поступь, как подсказывала ему его кровь, печали. Деметрий не ведал настоящей печали — теперь он познал ее. Драма человеческой жизни прошла перед его внутренним взором, пока его ноги инстинктивно танцевали танец смерти. Он снова увидел темницу вечного змея и тщетность маленьких жизней, которые тот поглощал. Он увидел отвагу мужчин и красоту женщин, увидел, что и то и другое обратится в прах. Он увидел смех детей и улыбку мучителя, увидел, что и то и другое обратится в прах. Со всей ясностью увидел фигуру своего хозяина и увидел, что маги бессильны против безмолвного обращения в прах. Затем он увидел, что, даже будучи бессильным, человек может сделать одно — выбрать, как и когда умереть. Человек может быть хозяином своей смерти. Более того, он может быть хозяином самому себе и не отдавать заложников змею, так как он может сделать выбор — умереть, не посеяв семени.

Прохлада, чистая музыка. Солнце садилось. Ритм немного ускорился, в нем появилась какая-то неотложность. Какая могла быть неотложность, если все шло своим чередом к смерти? Деметрий танцевал, зная, что это его последний танец. Музыка пронзила его тоской и нестерпимой грустью. Теперь все жен-шины танцевали, их лица были обращены к заходящему солнцу. Деметрий танцевал.

Музыка становилась быстрее, еще быстрее. Танцоры на склоне горы разошлись, и он остался один, наверху. Его сознание по-прежнему пребывало в спокойной и ясной зоне, где тихие голоса раскрывали ему тайны. Он летел над серебряными морскими гребнями, и голоса подбадривали его. Он странствовал и был почти в конце пути; достигнув конца, он сможет отдохнуть, он сможет отдыхать вечно в чистом покое, так как сделает то, что от него требовалось.

В руку ему что-то вложили. Это чтобы помочь. Это связано с тем, что от него требовалось. Посмотрев вниз с высоты, где летел над серебряным морем, он увидел, что его тело, с которым его сознание, непонятно зачем и почему, было все еще связано, не очищено. Это было сделать несложно: в мыслях он поднял нож, и рука послушно повторила жест.

До него донесся крик. Крик был резким, неприятным, и его рука остановилась. Его руку грубо схватила чья-то чужая рука. Деметрий не хотел этого. Он не хотел, чтобы его так сильно били по лицу, хотя и не испытывал боли. Однако удары заставили его сознание прекратить полет, и он почувствовал, что спускается с высоты обратно в свое грубое и потное тело, в смятение. Вокруг себя он увидел нелепые лица, его талию обхватила сильная рука, с которой он яростно, но бесполезно боролся. Земля — о Господи, земля — была покрыта кровью и кусками плоти. Он склонился к руке, которая его поддерживала, исторг поток блевоты и потерял сознание.

По его лицу струилась ледяная вода, стекая по шее. Он передернулся. Его подняли, перенесли и положили у костра. Укрыли плащом. В костер бросили листья. Дым стал резким и душистым. Деметрий зачихал. Все разлетелось на куски, когда он чихнул. Потом все собралось обратно с тихим треском. После этого все успокоилось.

— Хорошо, — сказал Симон.

Казалось, прошло много времени. Деметрий понял, что все это ему приснилось. Он никогда не расставался с Симоном. Это было невозможно.

— Ты маленький дурачок, — тихо сказал Симон.

Деметрий попытался подумать об этом, но думать было слишком тяжело. Что-то происходило. Он проверил голос, и оказалось, что тот действует.

— Что случилось? — спросил он.

— Ты чуть не оскопил себя, — прорычал Симон. — Вряд ли это изменило бы что-нибудь.

Деметрий почувствовал, как земля пошатнулась. Голова прояснилась, и ему показалось, он слышит музыку.

— Ты остановил меня? — прошептал он.

— Ну, у тебя все на месте, не так ли?

Он почувствовал под рукой теплую, невредимую плоть. Его переполнило чувство яростной горечи.

— Ты помешал мне! — закричал он. — Я хотел очиститься.

Он разрыдался. Симон смотрел, как он плачет, пока Деметрий не уснул.

Утро было яркое и ясное, без тумана. Деметрий проснулся, его голова лежала на руке Симона. Он лежал и думал. Он решил, что ситуация могла бы быть и хуже. Подумав еще, он решил, что она могла бы быть гораздо хуже. Подумав еще, он также решил, что нужны кое-какие объяснения. Он повернулся, чтобы посмотреть, не проснулся ли Симон.

— Не вертись, — сказал Симон.

— Как ты попал сюда? — сказал Деметрий. — Я имею в виду, как ты узнал, где я?

— Ты полагаешь, я искал тебя, самоуверенный мальчишка?

— О, — сказал Деметрий. Симон улыбнулся.

— Я тебя предрек, — сказал он.

— Что?

— Я искал груз шелков, а вместо него нашел тебя. Неравноценная замена.

Деметрий завертелся от удовольствия. Он понял, что ему наскучили процессии. Они лежали и разговаривали. Симон рассказал ему о прорицании Гора, и Деметрий задрожал. Симон рассказал ему о зелено-лиловой голове, и Деметрий завопил. Симон рассказал ему о Горгоне, и Деметрий застонал от смеха.

— Теперь, — сказал Симон, — расскажи мне, как ты связался с этими убийцами, спутниками Кибелы, и решил сделать карьеру евнуха. Нет, сперва расскажи, что случилось, когда тебя поймали. Если они пытали тебя, то ты поправился удивительно быстро.

Деметрий рассказал ему все, немного приукрасив.

— Итак, — сказал Симон, — ты собирался продать меня за тридцать сребреников?

— Конечно нет, — сказал Деметрий с негодованием. — Это был трюк, с помощью которого мне удалось выбраться.

— Понимаю, — сказал Симон.

Помолчав, он сказал:

— Тридцать шекелей — это оскорбление.

Чуть позже:

— С другой стороны…

Потом он какое-то время молчал и изучал небо.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Мы вернемся туда.

— Но вас схватят! — закричал Деметрий.

— Подумай о деньгах, — сказал Симон. — С тридцатью шекелями мы доберемся до Себасты. Тебе там понравится.

Он наблюдал за тем, как изумление на лице мальчика сменялось пониманием. Он был хорошим мальчиком. Симон провел пальцами по тугим кудрям и чистой юношеской шее. Уголки губ Деметрия дрогнули — то ли от удивления, то ли в знак согласия, а может быть, и от удовольствия: Симон никогда этого не понимал.

Он вынул руку из-под головы мальчика, перевернул его и нежно овладел им, после долгого перерыва. Его способность к концентрации всякий раз после этого усиливалась.

Путь обратно в Аскалон занимал три дня, если идти по более длинной дороге: следовало избегать побережья. Они договорились встретиться на постоялом дворе в пяти милях от города.