Книга Хранитель света и праха - Наташа Мостерт

Он кивнул и, прищурившись, хитро на нее посмотрел.

— Свитпи. Если я выиграю, ты отдашь мне Свитпи.

У нее екнуло сердце.

— Что, — усмехнулся он, — боишься? — И добавил многозначительно: — Девчонки.

Чилли учил ее тому, что сильная психическая атака требует сильной психической реакции. Сражение либо выиграно, либо проиграно еще до того, как нанесен первый удар.

«Разбалансируй ци своего оппонента, выведи его из равновесия, Миа. Дотянись до него своим сознанием. Сэмэ, атакуй. Если твой дух силен, силен и твой меч».

Ей было всего десять лет, когда он, сидя в позе лотоса в строгой обстановке доджо, впервые преподал ей этот урок. Его слова имели большое значение, но она еще не понимала всей их глубины — это были только слова.

И вот теперь, стоя на раскаленном асфальте перед Валентайном, который пристально на нее смотрел, она вдруг до конца поняла, о чем говорил Чилли.

— Ладно. — Она пожала плечами, всем своим видом выражая безразличие и равнодушно глядя в его горящие глаза.

— Но если выиграю я, то ты отдашь мне свой велосипед.

Брови Валентайна поползли вверх. Велосипед ему подарили на день рождения. Это был настоящий гоночный велосипед с шестью скоростями. Он выкрасил руль в красный, как почтовый ящик, цвет, а на раме написал: «Первая любовь».

— Хорошо, — ответил он, и в первый раз за весь разговор она уловила неуверенные нотки в его голосе.

Ни она, ни Валентайн даже не подумали поинтересоваться у Дейви, хочет ли он принять участие в состязании. Правда, он и не собирался. У него была нежная натура.

— Два раза вокруг квартала. — Валентайн указал рукой вдаль. — Кто покажет лучшее время, тот и победит. Дейви будет засекать. Он — нейтральная сторона.

— Я бы и так не стал обманывать, Валентайн.

— А я бы мог. — Нахальная улыбка скользнула по лицу Валентайна. — Готова? — Он указал на велосипед.

Седло на велосипеде было слишком высоко поднято для нее, она хорошо это помнила. Было трудно и больно. Велосипед дрожал под ее руками.

Но потом она набрала скорость, и ее понесло. Первую часть пути надо было ехать вниз. Вниз, мимо парикмахерской, где обычно стояла мать Ника со шпильками во рту и феном в руке, но сегодня заведение было закрыто по причине воскресенья. Вниз, мимо магазина на углу, владельцем которого был отец Дейви, — открытого, но пустого. Вниз, мимо прачечной и почты. Ее ноги яростно, отчаянно жали на педали. Ветер бил в лицо. Она сможет это сделать. Она сможет одолеть его. Но еще сильнее, намного сильнее, чем жгучее желание победить, ее одолевало ощущение счастья от всего происходящего. Нельзя было почувствовать жизнь более ярко и остро, чем в этот момент. Никаких мыслей. Только ощущения.

А дальше последовал крутой поворот, и в следующий момент она вдруг оказалась сверху на припаркованной у тротуара «вольво». У нее хватило времени на то, чтобы различить очертания куклы с тонкими ножками, приклеенной к заднему стеклу автомобиля, но не на то, чтобы повернуть руль и изменить курс. Велосипед врезался в заднюю часть автомобиля, и руль вырвался у нее из рук. Ее подбросило вверх, некоторое время она вверх тормашками парила в воздухе, адреналин мощным потоком разлился по ее телу, а мысли вдруг стали кристально чистыми.

Кровь. Вот что запомнилось ей больше всего. Не боль — кровь. Какая она была ярко-красная и как много ее было. Она разбила нос, и кровь была повсюду.

Бледное лицо Валентайна.

— Миа, Миа. Ты в порядке, Миа?

Затем на месте происшествия появилась матушка Валентайна, огромная миссис Скотт, и дала сыну подзатыльник.

— Стыдно, Валентайн Скотт. О чем ты думал? Мальчики должны защищать девочек.

«А вот и нет. Это девочки должны защищать мальчиков».

Почему Валентайн не сказал ей, что собирается вернуться на ринг? Он всегда педантично сообщал ей о каждом своем предстоящем бое. Что-то — или кто-то — его остановило. И теперь он мертв.

— Миа, с тобой все в порядке?

— Что? — Миа подняла глаза на Лайзу. Мгновение она не могла сообразить, где находится.

— Что-то случилось? — Лайза смотрела на нее с любопытством.

— Извини. — Миа прижала руку ко лбу. — Я просто задумалась.

Солнце палило вовсю. Обещанной грозы ночью так и не было, но тучи по-прежнему громоздились на горизонте, и сильно парило. Они с Лайзой сидели на крыльце перед входом в студию, наслаждаясь первой передышкой за это сумасшедшее утро. Лето всегда было для них самым напряженным временем. Пока люди дрожат от холода и носят теплое нижнее белье, они не очень-то горят желанием разукрасить свое тело. Как только одежды становится меньше, а кожа снова привольно дышит, они чувствуют себя куда более сексуальными и количество нанесенных татуировок в студии вырастает в разы, особенно в июле и августе. В летние месяцы они с Лайзой начинали работать в девять утра вместо полудня, а по пятницам и субботам студия оставалась открытой до самой полночи.

— Вон тот парень, — Лайза кивнула в сторону группки строителей, собравшихся на противоположной стороне улицы, — как думаешь, он знает, что я слежу за ним?

Пока Лайза говорила, один из мужчин, одетый в джинсы и майку, глянул на них, а затем поднял мешок, напрягая при этом мышцы куда сильнее, чем требовалось.

— Красавчик. Такой может забросить тебя через плечо и утащить в свою пещеру, без проблем.

Фантазия Лайзы всегда работала только в одном направлении. Конечно, феминизм не входил в число ее приоритетов, но она свято верила в то, что надо брать инициативу в свои руки.

— Может, мне пройти мимо и поздороваться? Как думаешь?

Миа покачала головой.

— Сама разбирайся с ним. Я иду в дом.

Ей нужно было еще закончить два рисунка. Для женщины и для мужчины — двух ее постоянных клиентов. Для него — тигр, для нее — цветок лотоса. Она достала наброски и критически посмотрела на свою работу. Цветок был почти готов, но тигр ее не устраивал. Она взяла карандаш и принялась дорисовывать ему полоски.

В студии было не намного прохладнее, чем на улице, несмотря на то что под потолком, над самой ее головой, работал вентилятор. Она уже много раз думала над тем, чтобы заменить старый аппарат из Касабланки на современный кондиционер, но все время решала его оставить. Этот вентилятор ее отец установил своими руками, и в памяти хранилось множество воспоминаний о том, как Молли работала здесь жаркими вечерами под его мягкое жужжание, в то время как тени лопастей скользили по стенам.

Вентилятор крутился и в тот вечер, когда Молли впервые заговорила с ней о том, что ей, Миа, пора сделать себе первую татуировку. Она старалась сосредоточить внимание на вращавшемся над ее головой круге, когда иголки втыкались в ее тело и боль, намного сильнее, чем она себе представляла, напрягала каждый нерв внутри ее, точно натягивала струну.