Книга Дети Брагги - Арина Воронова

— Возможно, чернобородый выронил в драке дощечку, и она разломалась, ответил он, кладя щепку назад на ладонь Бранра знаком вверх.

— Ты знаешь, что это?

— Руна Ансуз. Руна Одина.

— Одноглазый чернобородый путник с секирой у пояса, знавший, что именно ты везешь, и поджидавший тебя на переправе, — подытожил их размышления Бранр.

— Бельверк, — откликнулся эхом Грим и с непонятным интересом поглядел на Скагги.

Глам Хромая Секира уж и вовсе смотрел на него с неподдельным изумлением:

— Если это и вправду был он, то как вообще тебе удалось остаться в живых?

V

В ягодах тиса, зимой пламенеющих, а также в сосне,

что зелена и под снегом,

биение жизни под инеем распознать попытайся.

Тайны жизни и смерти в себе заключая, мудрости руна

позволит проникнуть в загадки ясеня светлого,

вернуться к корням его, взмыть над ветвями.

Скальду, что чертит ее на руке,

силы она приумножит, облегчит переход меж мирами.

Воину руна защитная помощь окажет

в преодолении терний и тягот, задержек в пути.

С самого утра далеко впереди начала расти громадная серая масса, понемногу заполняя собой горизонт. Вот ее разглядел уже и подслеповатый Глам. Горе-скальд, он же Глам Хромая Секира, но лишь невесело покачал головой в ответ на удивленные возгласы Скагги, Грим же и Бранр Хамарскальд ехали в мрачном молчании.

Рьявенкрик был древним. Десятки поколений назад его воздвигли ходившие походами в Северные земли венделы, но поставили они здесь не просто укрепленный лагерь, а невиданный град-крепость, обнесенный мощными стенами.

— Годы канули как песок, следом канули венделы, — бормотал себе под нос Глам, — гордые свей не взяли сей град…

— Такой шел от камня смрад, — не удержался Грим, Бранр одобрительно хохотнул.

Скагги едва-едва успел прикусить язык, как Горе-скальд огрызнулся:

— Молод еще, старших прерывать, — однако замолк.

Скагги не мог оторвать глаз от надвигающейся серой громадины, с отрочества его завораживали сказания и песни о древней крепости. Воины из южной страны с певучим именем Рома назвали свой лагерь Равен, а покорившей уже отстроенную каменную твердыню Рьявер Рьяный нарек ее Рьявенкрик, восславив удачу и имя свои в крике чаек. Сотни лет город-крепость несокрушимо стоял на высоком речном берегу, там, где встречается с морем полноводный Гаут-Эльв, стерег вольные земли от нашествия когда-то могущественных англов и ютов, потом — набегов морских конунгов.

Серый камень Рьявенкрика вырастал из самого берега в сотне саженей от устья реки, которую сторожил и которой правил, верой и правдой охраняя потомков ушедших на юг данов и ютов, селившихся возле отрогов гор и по кромкам болотистых пустошей. Англы накатили волной и отошли, так и не сломив Рьявенкрика, северными своими стенами смотрящего через пролив Скаггерак на изрезанное фьордами побережье Страны Свеев. Англы, продвигаясь на юг, обошли остров стороной, а из хаоса десятилетий восстал необычный народ стойких воинов и удачливых купцов, который научился хранить мир со странами, лежащими по обе стороны пролива. Англы смешались с ютами, ушли дальше, на юг и в Вандельские земли. Рьявенкрик помнил и нашествия данов, и свеев — серокаменный ключ к морским путям из Южных стран в Северные земли.

«Но Рьявенкрик выстоит, выстоит, должен выстоять», — горячо уговаривал себя Скагги, втайне страшась за судьбу города своих грез, — «не первый раз ему давать отпор захватчикам с моря».

Город вставал перед ними, рос, забирался в небо. Вот уже все четверо въезжают под первую арку ворот, вторую, вот уже их принял в свои объятия древний камень. Это было будто войти из ослепительного солнечного света в глухую землянку. По сторонам громоздятся, временами смыкаясь над кривыми узкими улочками, странные — не деревянные даже, а каменные! — дома. Крепостные стены, мостовые, жилища — все было из массивного серого камня, будто отвердела, приняв доступные разумению смертных очертания, страшная морская губка.

На какое-то мгновение Скагги охватила паника, ему показалось, что он погребен под этим камнем. Воплощенная греза оказывалась вовсе не радужной. Что, если ему никогда не придется вновь увидеть небо?

Лица Грима и Бранра тоже были угрюмы. Не так следует вступать в битву. Для боя нужен воздух, достаточно места, чтобы поднять добрый меч, погнать скакуна. Как сражаться здесь, внутри этих стен, в этих тесных извилистых закоулках?

Полный дурных предчувствий, Грим задрал голову, поглядеть на серое над крышами небо. Весь город был одет в серое, в цвет бесславной смерти — будто какой-то каменный труп. В голове звенело пророчество из сна, жаль, пожалуй, что зарекся выкладывать руны… «Ты идешь в опасность. Я не верю, что можно спасти Рьявенкрик, но пытаться…»

Теперь же, когда он ехал этими невероятно узкими проходами, Грима постепенно охватывала тяжелая тоска. Единственная надежда — не пропустить захватчиков за периметр стен. Если они прорвут оборону и проникнут на улицы и площади, город ждет кровавая бойня, подобной которой, пожалуй, еще не знал северный мир.

Как можно сражаться в этом каменном мешке? Ответ был очевиден, и от него мороз продирал по коже. Здесь не продержаться долго, а в конце… Да, Один, Вальгалла… Но отмщение? Если не остановить франков, отмщения, возможно, вообще не будет.

Позади снова тоскливо бормотал что-то Горе-скальд, усталые лошади едва тащились по погруженным в сгущающиеся сумерки улицам. Предстояло найти двор управлявшего городом совета законоговорителей-старейшин, у Рьявенкрика не было ни своего конунга, ни своих скальдов.

Если при свете дня Рьявенкрик выглядел устрашающе, то ночью он казался нагромождением черных скал. По узким улицам гулял ветер, и кромешную тьму нарушали лишь редкие отблески чадящих факелов да полоски света, выбивавшегося из-под дверей домов.

Мирные жители Рьявенкрика покидали свои жилища; череда усталых перепуганных людей с жалкими тележками или тюками скудного скарба за плечами.

— Сюда! Живее! Пошевеливайтесь, лентяи! — послышался с боковой улочки зычный хриплый голос, вслед за этим из тьмы возник сам кричавший. Это был дородный детина в одежде купца, однако с пояса у него рядом с кошелем свисал тяжелый нож, а из-за плеча выглядывала рукоять секиры. — Живей, живей!

За толстяком из проулка вывалились с полдюжины хмурых рабов, груженных какими-то тюками.

— Доброго тебе дня… — обратился было к толстяку Глам, но тот оборвал его:

— И кто ж тебе сказал, что он добрый?

Горе-скальд еще нашаривал дрожащей рукой меч, как рабы уже побросали мешки, а толстяк схватился за нож. Бранр выхватил секиру, но Грим, тронув коня, заставил толстяка и его носильщиков попятиться.

— Двор старейшин, — рявкнул он.