Книга Академия магии - Кэролайн Стивермер

— Не музыка сфер, — заметила Джейн после праздника, проведенного ими за пением обычных греческих гимнов и норвежских застольных песен, которым научила их всех Гунхильда, — но, может быть, можно назвать это музыкой полусфер.

Даже после того, как Вергилий перестал преследовать ее каждую секунду во время бодрствования, Фэрис засиживалась допоздна за латинскими текстами. Однажды вечером в читальном зале библиотеки ее глубокие размышления об устройстве мира нарушили звуки голосов.

Веселые голоса, доносившиеся из садика у стен библиотеки, выкликали ее имя до тех пор, пока она не открыла ближайшее окно и не распахнула его настежь. Холодный воздух ноябрьской ночи листал страницы открытых книг, и все студентки в читальном зале с упреком смотрели на нее.

Фэрис не обратила внимания на студеный ветер и холодные взгляды и высунулась в темноту. Падающий из окна свет от библиотечных ламп под зелеными абажурами озарил четыре поднятых вверх лица, казавшихся почти бледными масками во мраке. Это были Джейн, Ева-Мария, Натали и Шарлотта.

Она узнала их не только по голосам, не только по росту и позам, не только по их академическим мантиям с рукавами, похожими на крылья летучей мыши. Подруг выдавала буйная веселость, жизнерадостная уверенность в том, что оторвать Фэрис от книг как раз в этот момент — самое лучше и удачное их предприятие.

Из геометрически правильного сада внизу доносились четыре колеблющихся голоса:

— Луна — моя бессменная хозяйка,

По сущности же я — премудрый филин,

Мне ворон полночи и диких уток крылья

Мелодию печали сотворили.

— «Не бойся: этот остров полон шумов»![2]— крикнула Фэрис, стараясь не рассмеяться.

За ее спиной в читальном зале девушки откашливались, шуршали бумагой, захлопывали раскрытые на столах книги. Сердитый голос пробурчал:

— Тут некоторые пытаются заниматься!

Пение внизу продолжалось, временами прерываясь сдерживаемым смехом:

— Мечтам безумным сердца

Я властелин отныне,

С горящим копьем и воздушным конем

Скитаюсь я в пустыне.[3]

— Между прочим, некоторые хотят заниматься, а не замерзать насмерть, — снова раздался сердитый голос. — Закройте окно!

Фэрис удивилась на мгновение, какую же жизнь вели эти суровые студентки, что могли оставаться равнодушными к несущейся из сада песне. Она никогда раньше не думала, что в колледже найдется что-нибудь настолько дорогое для нее. Может, если песня предназначена другому человеку, она воспринимается иначе.

— «На бой я иду с темным рыцарем, — запела Фэрис или попыталась запеть, перебираясь со стула на подоконник. — Властителем зла и порока. Десять лиг за край белого света — не так уж это далёко».

Она высунулась наружу и спрыгнула в сад, чуть не угодив на подстриженный куст.

Джейн поспешила к ней.

— Только вчера ты мне сказала, что не понимаешь конических сечений, а сейчас, по-моему, собираешься превратиться в одно из них.

Они с Шарлоттой подняли Фэрис и отряхнули с ее юбок песок. Ева-Мария проверила, не пострадал ли куст.

Натали задорно крикнула в окно читального зала:

— «Эгей, — воскликнула она, — захлопните окно!»

Не успела она закончить, как окно со стуком закрылось. Несколько секунд они впятером молча смотрели вверх.

Свет в читальном зале сиял так же ярко.

— Спасибо! — крикнула Ева-Мария.

Затем Натали снова завела песню, и они покинули сад, хором подхватив:

— Больше мудрого Зевса я знаю,

Ведь часто, когда уже спит он,

Вижу: плачет небесная чаша,

И звезды сходятся в битвах.

Осень в Гринло принесла свою долю неудобств. Вода для купания никогда не была достаточно теплой и остывала с поразительной быстротой. Одежда, которую отправляли в прачечную колледжа, возвращалась чистой, но влажной, и ее приходилось сушить у камина, один сырой предмет за другим. Списки литературы становились все длиннее, терпение кончалось все быстрее. Обострилась конкуренция за место у камина в кабинете.

Однажды вечером в кабинете номер пять Фэрис, как предполагалось, читала «Метаморфозы», а на самом деле просто пила горячий чай, мечтая избавиться от простуды, и рассеянно смотрела в огонь. Шарлотта сидела за столом и трудилась над иллюстрациями к изредка выходящему литературному журналу колледжа «Зеленая книга», а Джейн пыталась высушить свои любимые черные шерстяные чулки, держа их на длинной вилке над огнем.

— Думаю, кто-то надул Менари, — сказала Джейн. — Этот уголь должен гореть разноцветным огнем, как плавник. Но мне кажется, это обычный уголь.

— Что Поганка знает об угле? — лениво осведомилась Шарлотта.

— Явно ничего. Она купила ведро угля на рынке. Я случайно встретила ее на обратном пути, и она дала мне несколько кусков. Так что нас обеих обманули.

— Лишь бы он горел.

Фэрис сонно моргала, глядя на огонь. Он был достаточно разноцветным, чтобы ей нравиться, не только алый и золотой, но иногда и с бледно-зелеными языками, словно северное сияние.

— Помешай кочергой в камине, пожалуйста, — попросила Джейн. — Я только что нашла идеальное место и боюсь сдвинуть вилку.

В центре камина угли треснули и сместились. Вылетевшая искра угодила на кружевную манжету Джейн, девушка уронила вилку и отдернула руку.

Сырые чулки с шипением загорелись. Едкий дым повалил из камина. Джейн принялась хлопать по манжете другой рукой, и кружева на ней тоже загорелись.

— О господи!

Шарлотта вскочила, перевернув стул и опрокинув чернильницу. Фэрис чихнула, накрыла руки Джейн каминным ковриком и стала энергично хлопать по нему руками.

Через секунду Джейн оттолкнула ее.

— Прекрати. Мне больно. — Она осторожно вытащила руки из-под коврика и осмотрела манжеты. — Ну вот, испорчены.

Фэрис помогла Джейн подняться.

— Ты можешь оплакать свой гардероб по пути в больницу.

— Ну зачем утруждать лекаря. — Джейн вытянула вперед руки. — Я даже не обожглась.

Изумленная Фэрис схватила руку подруги, чтобы рассмотреть ее вблизи.

— Никаких повреждений. — Она широко раскрыла глаза. — Ты и правда колдунья.

— Я ничего не делала. Наверное, все дело в удаче Брейлсфордов.

Шарлотта ловко извлекла из камина остатки тлеющих чулок Джейн, аккуратно надетых на вилку, и продемонстрировала всем.