Книга Конрад. Клинок войны - Дэвид Ферринг

Скрытый под маской респектабельного горожанина, в доме, украшенном священными символами Сигмара Молотодержца, Вернер Цунтермайн разыгрывал из себя послушника Хаоса. Возможно, среди богачей Альтдорфа завелась новая мода. И Таунгар оказался каким-то образом втянутым в эту шараду, – может, он нашел способ заработать на ней деньги?

– Я хочу денег, – заявил Конрад сержанту, когда они снова последними покидали площадку с флагами. – И еще мне нужен пропуск: надо сегодня сходить в город.

Таунгар внимательно оглядел его. После того, что сказал Цунтермайн (хотя он не мог знать, что за девушку имел в виду колдун), он не сомневался, что Конрад вернется во дворец, поэтому согласно кивнул.

– Пяти крон хватит? – спросил он. – Я могу освободить тебя от дневной службы.

Конрад в свою очередь кивнул. После утренней тренировки с боевыми топорами он покинул дворец. Как и прошлым вечером, он переоделся в гражданское, поскольку шел по своим делам, а не по поручению командира. Пока он шагал по Альтдорфу, его охватило то же неуютное ощущение, что и прошлым вечером. Он желал оказаться где угодно, лишь бы не в самом крупном городе Империи.

За исключением Альтдорфа, Конрад довольно долго жил только в Прааге, но при совершенно других обстоятельствах. Двести лет назад Прааг впервые захватили силы Хаоса, и когда его отвоевали, город сровняли с землей и отстроили заново. Большинство зданий Альтдорфа были гораздо старше. Улицы города следовали плану, который наметился тысячи лет назад, а некоторые дома стояли на местах, где жили люди еще во времена Сигмара.

И все же не старинные здания тревожили Конрада и не улицы. Седой вес древности давил на него тяжелым одеялом. Конраду чудилось, что он не может шагу ступить без того, чтобы не натолкнуться на кого-то; и даже если поблизости не было ни души, его шаги замедляли призраки тысячелетий. Даже пустынные зимние равнины Кислева казались ему приветливее Альтдорфа.

Значит, ему мешало скопление людей. Невольно припомнились слова Цунтермайна о том, что люди – порождения Хаоса…

Может, он прав? Если так, то столицу можно считать самым мощным сгустком энергии Хаоса, и Конрада беспокоила именно она.

Потому что Конрад сам теперь стал созданием Хаоса, а они отвергают себе подобных – по крайней мере, так говорил Литценрайх. Поэтому силы Хаоса разделены на мелкие группы и вечно грызутся между собой, каждая защищая свое божество. Их войны никогда не прекращаются.

Литценрайх также утверждал, что зло – вовсе не синоним Хаоса. Хаос существовал сам по себе, а уж человечество взялось давать объяснения его природе. Литценрайх сравнивал Хаос с водой, а Цунтермайн уподобил его воздуху… Конрад не верил ни тому, ни другому.

Он застрял в бронзовом доспехе, доспехе Хаоса, и это означало, что теперь он также заражен Хаосом. Литценрайх освободил его из ловушки, но чародею пришлось применить варп-камень, а потом он признался, что загадочное вещество происходит из Северных Пустошей и что камень считают причиной всех мутаций и повинным в происхождении зверолюдей.

Так что Конрад коснулся Хаоса дважды. И Цунтермайн почуял это.

Он почуял это чутьем колдуна, и Конрад не сомневался в его словах. Цунтермайн сколотил состояние на применении своих способностей, а не благодаря поклонению Хаосу, иначе тесная связь с темными силами уже отразилась бы на его внешнем виде. Врожденный дар колдовства позволил ему заглянуть в мысли Конрада, и тот же дар поможет ему быстро разыскать Элиссу – если, конечно, он действительно собирается ее искать.

Чтобы не думать о девушке и о том, что может произойти в ближайшие дни, Конрад сосредоточился на другой проблеме. Он пришел в Альтдорф из-за щита, с которым Серебряный Глаз сражался под Миденхеймом. Конрад хотел выяснить, где скейвен его нашел, а заодно разузнать что-нибудь о выгравированном на нем золотом гербе. Собственное происхождение занимало Конрада уже более десятка лет, с тех самых пор, как Элисса дала ему лук, десять стрел к нему и колчан жатой черной кожи. Теперь у него появилась возможность раскрыть эту тайну…

Помимо Императорского дворца и храма Сигмара, Геральдическая коллегия была самым древним зданием, которое доводилось видеть Конраду. Она пряталась на задворках незаметной улочки, когда-то широкой и людной, но сейчас Конрад не заметил поворота и проскочил мимо. Пришлось возвращаться. Остальные дома на ней много раз перестраивались, а древнее здание коллегии медленно оседало в землю, будто само осознавало свой почтенный возраст и пыталось схорониться. Мусор и городские отбросы копились веками, улица поднялась, так что нижние этажи превратились в подвалы. Крышу покрывала черепица разного цвета и размера; по ее разнообразию можно было догадаться, сколько раз латали крышу. Стены и арки покосились, и все здание походило на согнутого дряхлостью калеку, который все еще цеплялся за жизнь, несмотря на увечья.

Конрад спустился по истертым ступенькам и постучал. Он видел, что этажи уходят в глубь, а дверь вставлена в бывший оконный проем. Дерево крошилось от прикосновения. На стук никто не ответил, тогда Конрад толкнул старинную дверь, заскрипели петли, и он шагнул внутрь.

В темном помещении веяло пылью и сыростью. Конрад подождал несколько секунд, пока глаза привыкнут к темноте; наконец он разглядел вдалеке слабый отблеск света и двинулся к нему по узкому коридору с неровным полом и покосившимися стенами. Когда глаза окончательно приспособились к полутьме, стало заметно, что стены увешаны табличками; некоторые были круглыми, другие по форме напоминали щиты, и на каждой красовался свой узор. Конрад понял, что видит сотни гербов, и, судя по тому, что краска поблекла и местами отшелушилась, очень старых. Кое-где на стене виднелись прорехи: щиты упали, и по какой-то причине их не повесили обратно.

Заглядевшись, он не заметил, как наступил на что-то, что хрустнуло под ногой. Конрад нагнулся, чтобы разглядеть предмет. Оказывается, он наступил на один из упавших щитов; его украшал серебряный крест на красном фоне, а в одной из четвертей проглядывал черный силуэт хищной птицы. Остальные три четверти разглядеть не удалось – щит треснул и краска облупилась. Конрад положил обе половинки ржавого щита в угол и продолжил путь.

Коридор вывел его в большую палату. Ее стены были увешаны полками с книгами, тысячами и тысячами книг. Полки поднимались от пола до потолка. Книги забивали их до отказа, и еще многие тома лежали на полу высокими стопками. Эти стопки опирались друг на друга, едва не рассыпаясь, а многие полки кренились под тяжестью фолиантов. Все вокруг покрывал толстый слой пыли, будто в комнату не заходили веками.

Тем не менее, посреди палаты за заваленным грудами манускриптов столом сидели двое. Между ними стоял фонарь, и пара настолько глубоко погрузилась в изучение документов, что даже не заметила Конрада. Каждый держал в руках свой документ, и они часто делали заметки на пергаменте, лежащем перед ними.

– Добрый день, – произнес Конрад. Его голос гулко разнесся в тишине.

Сидящие сперва не обратили на него внимания, но вскоре молодой поднял голову. Хотя молодым его можно было назвать только по сравнению с коллегой: седые, будто припорошенные пылью волосы выдавали почтенный возраст, около шестидесяти лет. Его коллега выглядел, по меньшей мере, вдвое старше, его кожа сморщилась и истончилась, словно древний пергамент. Он продолжал работать.