Книга Комната, которой нет - Артем Тихомиров

Альбина надеялась, что этого не повторится. Ошиблась. Теперь ее собственный дом превратится в тюрьму, в нем будет ни тишины, ни покоя.

Она встала и включила холодную воду в раковине.

Ни следов от кошачьих зубов, ни царапин нигде не видно. Альбина обследовала свою голову, шею, лицо перед зеркалом и при ярком свете. Так ли она уверена в своей догадке насчет той твари, в глаза которой ей однажды пришлось посмотреть? Может, дело в чем-то другом и не все так страшно?

Логического объяснения у нее не нашлось, а искушение приписать все сверхъестественному было огромным. Именно – сверхъестественному. Она уснула и увидела страшный сон, оставивший после себя множество загадок без ответа. У нее есть слабая надежда, что ужас не вернется. Как было бы хорошо приписать все случайности и выбросить домыслы из головы раз и навсегда.

Она умылась и посмотрела на себя. Капли холодной воды бежали по лицу, скапливаясь на подбородке и падая в раковину. Альбине почудилось, что на нее из зеркала глядит отвратительная старуха.

Глава 4

Федор считал, что осень самое лучшее время года, особенно в сравнении с таким жарким, суетливым и утомительным летом, как в этот раз.

Осень представлялась ему спокойной сумрачной гаванью, в которой можно спрятаться от грохочущего безумного мира. В ней было недоступное другим сезонам достоинство. Неспешность. Задумчивость. В сорок девять лет Федор воспринимал осень как часть своего изначального бытия. Запах мокрой листвы, прохладный ветерок, прозрачное небо и холодное солнышко – это часто снилось ему по ночам. Федор видел себя мальчишкой, шлепающим по лужам в резиновых сапогах, гоняющим на старом велосипеде по пустынным улочкам и стреляющим в голубей из рогатки. Когда это было? Не обманывает ли его память, подсовывая в утешение то, что он хотел бы вспомнить? Федор знал, что воспоминания – странная вещь, ненадежная, однако в этом случае картинки из детства были подлинными.

Наступления осени Федор всегда ждал с нетерпением. В конце лета его начинали переполнять романтические предчувствия, и он обнаруживал у себя симптомы влюбленности. Так ждешь свидания с любимой женщиной, особенно когда ты молод и руководствуешься в большей степени игрой гормонов, а не разумом. Летаешь точно на крыльях, не замечая ничего вокруг. Осенью ему дышалось легче, свежий воздух помогал открыть глаза во всю ширь и осмотреться. Отдохнуть. Пока же Федор тешился только миражами, составленными, точно мозаика, из разрозненных фрагментов. До конца лета, казалось, чертовски много времени.

Ностальгия. Он ненавидел это слово, но всецело отдавался во власть воспоминаний. Опасная вещь, если разобраться, особенно сейчас, когда Федор чувствовал все растущее давление. Так может воздействовать на человека только время. Он ощущал, как на него наваливаются годы, которые он потратил на борьбу с обстоятельствами. Усталость, бессонные ночи, бесконечные сигареты, конфликты и скандалы, долгие дни и томительное ожидание – это стало строительным материалом для нарождающейся депрессии. То время не прошло даром, во всех смыслах слова. Кажется, пора сделать остановку.

Завершается какой-то жизненный цикл, а такое переживается непросто. Появляется желание отойти от дел, закрыть двери и окна и отключить телефон. Проще говоря, перевести дух. Впрочем, рано или поздно это произойдет, и Федор задавался вопросом, не ждет ли он удобного момента?

В последнее время его жизнь одно сплошное ожидание.

Вопросов много, тревога усиливается. Колесо поворачивается, и отметка на нем возвращается к тому месту, от которого начала когда-то свой путь. Знаков, указывающих на изменения в его жизни, было в эти беспокойные дни много, еще больше он, видимо, по невнимательности пропустил.

О знаках и предзнаменованиях Федор вспомнил, когда, подъехав к трамвайной остановке, увидел черную тучку на безоблачном небе. Он случайно взглянул вверх, и в следующий миг в груди ощутимо кольнуло. Тучка была крошечной, но плотной и имела цвет мокрого асфальта. Она стремительно плыла на север в полном одиночестве, шествовала по голубому пространству, словно считала себя его хозяйкой.

Федор вышел из машины и приложил руку к бровям, чтобы не слепило солнце. Тучка удалялась и начала терять четкие контуры. Федор никогда не видел такого. Тучка изменялась стремительно, превращаясь в злобное темное лицо с выпученными глазами, широким ртом, скошенным лбом. Оно смотрело на него, ухмыляясь и показывая кривые зубы.

Федор в недоумении огляделся по сторонам, не смотрит ли еще кто наверх, но люди были заняты своими делами. На небо не поднимали головы даже те, кто маялся от безделья на трамвайной остановке.

Он перевел взгляд наверх и обнаружил, что небо очистилось полностью, его призрак исчез. Если был вообще.

Обливаясь потом, Федор сел обратно в машину, захлопнул дверцу. В груди появилось знакомое жжение, в который раз напоминающее, что не мешало бы пообщаться с кардиологом и пройти обследование. Сердечко пошаливало уже месяцев шесть, однако Федор предпочитал не обращать на это внимания. Потливость, одышку, тяжесть в груди он списывал на обычную усталость, а признать болезнь, тем более подтвердить ее, значило окончательно признать факт, что он стал стариком. Ему же еще пятидесяти нет! Людмила, конечно, ничего не знала. Федор расскажет ей, когда представится случай.

Он сидел и бессмысленно смотрел вперед через лобовое стекло, не помня, для чего, собственно, остановился. Призрачное лицо, в которое превратилось облачко, стояло перед глазами, Федор пытался восстановить как можно больше деталей. Да, когда-то он его встречал, сомнений нет. Черты очень знакомые, отвратительные, почти нечеловеческие. Чувство, будто смотришь в физиономию насекомого через линзы микроскопа. Такое же омерзительное чувство остается.

Федор ударил ладонью по рулевому колесу. Он же остановился купить газету в киоске!

Пришлось выходить из машины, включать сигнализацию и идти через трамвайные пути на противоположную сторону. Федор занял место в конце небольшой очереди, постоял минуту, рассматривая газеты и журналы, и вдруг почувствовал слабость в ногах. Перед глазами почернело. Приступ прошел моментально, он даже не успел ни за что схватиться, чтобы избежать падения. Этого не понадобилось. Потоотделение стало просто чудовищным, ручейки превратились в бурные горные реки. В тоже время чувство того, как влага испаряется с кожи, принесло облегчение. Никто из его соседей по очереди не заметил бледного лица и испуганных глаз Федора.

Сердечный приступ? Насколько он близко к нему подошел, сквозь пальцы глядя на проблемы со здоровьем? Неплохо было бы отказаться от сигарет, которые были его друзьями и единственным способом снять стресс в течение многих лет. Ну это просто фантастика, небывальщина – не будет ли отказ от сигарет еще одним свидетельством его слабости перед лицом времени?

Паранойя.

Сорок девять, а не пятьдесят, говорил себе Федор, всего каких-то сорок девять. Дочери двадцать семь, сыну двадцать один. Они еще дети, если всерьез посмотреть, значит и он не стар, жена вообще выглядит, словно ей тридцать пять, если не меньше. А проблемы со здоровьем – не новость ни для кого, кто перешагнул рубеж сорока пяти и всю жизнь не особенно обращал внимания, что ест, сколько и что пьет, да вдобавок выкуривал как минимум по пачке в день. Сердце он обязательно проверит, но на это нужно настроиться, выкроить время на обследование, так чтобы не пострадала работа и иметь возможность контролировать процесс. Все это будет, нельзя спешить в подобных вопросах. Необходимо взвесить за и против, посоветоваться с Людмилой, а уж потом бросаться в омут с головой. Первым дело, конечно, бросить курить. Может быть, прямо сейчас, сию минуту?