Книга Хроники Сен-Жермена - Челси Куинн Ярбро

— Нетрудно догадаться, — с неодобрением заметил Твилфорд.

— Думаю, не совсем то, чего ожидала Сабрина. Она пишет, что зеркало было установлено возле кровати, освещено пламенем свечей и…

— Ну еще бы! — осуждающе хмыкнул Твилфорд.

— Декадент-извращенец! — вскинулся Хэмворти.

— И… — продолжал Уиттенфильд, не обращая на них внимания, — на один чудесный, непостижимый момент в нем все-таки показался паук — он сидел в центре тончайшей бриллиантовой паутины, посверкивая рубинами, гранатами и турмалинами. Сабрина пришла в восторг от этого зрелища, хотя записала в дневник, что вряд ли сумеет им насладиться еще раз. Она завещала зеркало дочке с наказом беречь его как величайшее из сокровищ.

— Женское пристрастие к безделушкам! — фыркнул Доминик.

— Может быть. Но, как видите, зеркало по-прежнему хранится в нашей семье, и никому не хочется с ним расстаться. Серена весьма уважительно относилась к нему, хотя суеверной отнюдь не являлась. Надо быть полным глупцом, чтобы сторониться вещей, приносящих удачу, говорила она. Моя мать, правда, хотела его куда-нибудь деть, но этого не случилось, и, признаюсь, я рад, так как очень к нему привык. Я то и дело смотрю в него, надеясь разглядеть паука.

— Ну уж, Чарльз, — ласково пожурил Доминик.

— Видели вы что-нибудь? — быстро спросил Эверард.

— Только свое лицо. Если там и есть паук, то он прячется за человеческим отражением. — Уиттенфильд потянулся к столику и поставил бокал. — Узреть его может лишь тот, кто не отражается ни в стекле, ни в воде.

— Вы хотите сказать, что более двух часов морочили нам головы третьеразрядной историей с привидениями? — вопросил Хэмворти.

— Это реальная история зеркала, она точно описана в дневнике ее очевидицы. Сама Сабрина вернулась в Англию и припеваючи тут зажила, объяснив, что получила наследство. Вы не можете не признать: кем бы ни являлся таинственный граф, он был большим оригиналом.

— Если вдуматься, так простым шарлатаном, — уверенно заявил лорд Грейвстон. — Пусть щедрым, а все-таки шарлатаном.

— Почему вы так думаете? — спросил шестой гость. В его голосе не было вызова — лишь любопытство.

— Это ясно, — ответил, вставая, лорд Грейвстон. — Ну, если у вас все, Уиттенфильд, я отправляюсь спать. Отменный у вас портвейн, да и бренди тоже. — Он прошагал через комнату и, стукнув дверью, ушел.

Питер Хэмворти, застонав, тоже поднялся с кресла.

— Час поздний, а мне бы хотелось встать пораньше. Я и не представлял, насколько это затянется. Вот что бывает, когда разговор заходит о женщинах. — Демонстративно не глядя на зеркало, он двинулся к двери.

— Я в биллиардную. Кто-нибудь хочет со мной? — спросил Доминик, глядя на Эверарда. — Идемте, я что-то не в форме… у вас есть все шансы меня раскатать.

Эверард вдруг занервничал.

— Я… я сейчас, Доминик. — Он повернулся к хозяину дома. — Мне кажется, это весьма поучительная история. Я не все понял про зеркало, но… — Смешавшись, молодой человек последовал за Домиником.

— Чарльз, чего вы тут только не навертели, — укорил Твилфорд. — Скажите зачем?

— Вы спросили про зеркало, вот и все. — Уиттенфильд встал и, пошатнувшись, ухватился за спинку кресла эпохи Анны.

— Значит, я полный осел. — Твилфорд повернулся на каблуках и с важным видом выплыл из дубовой гостиной.

Шестой гость также стал подниматься. Взгляд его темных глаз, обращенный к владельцу имения Бриаркопс, был серьезен.

— Я нахожу ваш рассказ очень точным. Я и не представлял… — Поколебавшись, он подошел к старому зеркалу и тронул его рукой.

Сверкая, паук по-прежнему висел в центре своей драгоценнейшей паутины. Тельце его алело, как свежая кровь. Тонкие ножки, сделанные из граната и турмалина, придавали ему сходство с танцором. Он все еще был прекрасен, хотя амальгама от времени потемнела. На втором плане, позади паука, янтарно светились неяркие лампы дубовой гостиной.

А больше там не было ничего. Ибо создатель зеркала граф Сен-Жермен в нем, конечно же, не отражался.

* * *

Два послания, отправленные с четвертьвековым перерывом графом Сен-Жерменом Чарльзу Уиттенфильду.

«Миндре Аан,

Зюдерталье, Швеция.

9 января 1911 года

Достопочтенному Чарльзу Уиттвнфильду,

девятому графу Копсхоу.

Бриаркопс, Ившем, Англия.

Чарльз!

Неужто и впрямь прошло десять лет со времени нашей последней встречи? Как быстро летят годы! Я храню самые приятные воспоминания о Бриаркопсе и надеюсь когда-нибудь еще раз посетить ваши края. Однако боюсь, что пока это невозможно. Мой визит в Швецию вынужденно краток, он связан с необходимостью расширить и модернизировать часть моих предприятий в России. Условия там чересчур нестабильны, чтобы я мог позволить себе не спешить вернуться туда. Меня беспокоит не только финансовая сторона дела, но и благополучие тех людей, что работают на меня.

Вполне разделяю вашу тревогу о ситуации, складывающейся в центральной Европе. Тамошние дипломаты заходят в тупик. Вы пишете, что вам не хотелось бы посылать своего сына на бойню, но ему, кажется, всего лишь двенадцать. Успокойтесь, детей под ружье не ставят, по крайней мере в нынешние времена.

Касательно прочего… Нет никакого сомнения, что немцы по части химии и электричества идут впереди всего мира, однако вам с того проку не будет, если начнется война. Лучшей страной для финансовых помещений я назвал бы Америку. Ее торговые обороты растут, и, хотя научные исследования там ведутся не на том уровне, что в Европе или в Англии, текущая политика Нового Света создает благоприятные условия для инвестиций. Ваши интересы могла бы представить, например, какая-нибудь канадская компания, коль скоро вы полагаете, что к британцам в этой стране все еще не относятся достаточно хорошо.

Позвольте еще раз поблагодарить вас за оказанное мне некогда гостеприимство. Думаю, когда мир несколько успокоится, я обязательно к вам загляну.

Сен-Жермен

(печать в виде солнечного затмения)».

* * *

«Авенида де лас Аагримас,

Кадис, Испания.

12 июля 1936 года

Достопочтенному Чарльзу Уиттенфильду,

девятому графу Копсхоу.

Госпиталь Св. Амелии, Лондон, Англия.

Мой дорогой Чарльз!

На прошлой неделе ваш внук сообщил мне о вашем недомогании, чем я искренне огорчен. Согласен, грех жаловаться, вы прожили долгую жизнь, но мне также прекрасно известно, как мучительно отзывается в нас ощущение скоротечности времени, я ведь и сам очень стар.

К несчастью, не могу разделить энтузиазм вашего господина Шоу. Чаяния, что перемены в Германии приведут к лучшему, по меньшей мере странны. Великая война оставила глубокие, тяжелые раны, и одного поколения недостаточно, чтобы их залечить. Пусть слепые идеалисты говорят что хотят, но силы, породившие НСДАП, станут мстить за Версаль. Я знаю. Я убедился воочию, чего от них можно ждать.