Книга Суд над победителем - Олег Курылев

«Однако что же это за аэродром?» — принялся размышлять Алекс, отойдя от самолета и оглядывая окрестности. Кроме него на острове, длина которого не превышала двух — двух с половиной километров, похоже, ничего больше нет. Не иначе — перевалочная база люфтваффе, что-то вроде резервной или страховочной полосы для дозаправки самолетов на пути между Германией и Норвегией. Остров едва возвышается над поверхностью моря, но Алекс знал, что на Балтике высота приливов и отливов измеряется лишь несколькими сантиметрами. Он направился к постройкам. Ага, так и есть, вот и емкости для горючего.

В грунт было врыто несколько стальных бочек, вместительностью не менее десяти тысяч галлонов каждая, от которых к сваренным из уголков рамам тянулись трубы. На рамах, скорее всего, стояли насосы, а вместительный сарай неподалеку предназначался для дизельного электрогенератора. Здесь же, возле торчавших из земли бетонных кубов, были аккуратно сложены какие-то металлоконструкции — вероятно, не смонтированные молниеотводы или секции радиомачты, а также валялась сваренная из жести походная печка для армейской палатки, которую, видимо, сначала собирались увезти, а потом бросили.

Три одноэтажные постройки представляли собой сколоченные из досок и частично обшитые фанерой бараки. Судя по всему, работы здесь были прекращены несколько месяцев назад, возможно прошлой осенью — доски еще не успели почернеть от солнца и времени, да и железо покрылось налетом ржавчины лишь местами. Возможно, полоса строилась для дозаправки самолетов, в чью задачу входил контроль балтийской акватории, а потом по каким-то причинам ее бросили.

Уж не датский ли это остров, подумалось Алексу. К востоку от Борнхольма есть несколько мелких пятнышек на карте. Если это так, то он залетел не к нейтралам, а на оккупированную нацистами территорию. В любом случае, задерживаться здесь не следовало.

Двери бараков были заперты на ключ. Алекс на всякий случай обошел все постройки, постучал в двери и в окна, после чего, выдавив стекло, влез в самый большой из домиков. К его огромному разочарованию, внутри он не нашел ничего, кроме пары сломанных стульев и валявшегося на полу мусора. Тщательно обследуя это и другие строения, он, прежде всего, искал подходящий кусок тонкого электрического провода для ремонта перебитого кабеля, но ему попалась только россыпь гвоздей, порванные строительные рукавицы и обрезки стекол. Впрочем, здесь имелась электропроводка для освещения и, в крайнем случае, можно было попытаться использовать толстые алюминиевые провода. Тогда он вернулся к самолету, еще раз осмотрел повреждения, потрогал остывший уже блок цилиндров и достал из кабины сухой паек с флягой, наполненной утренним кофе (вторая — с коньяком — висела у него на ремне). Сделав глоток, Алекс замер с флягой у рта. Вода! Ведь на острове совершенно нет пригодной для питья воды. Все дождевые лужицы на ровной и хорошо продуваемой бетонной полосе давно высохли, а грунт, состоящий из слоистого известняка, совершенно не задерживает воду. Если двигатель его «Фоккера» почему либо не заведется, ему останется уповать лишь на небо. Только оттуда может прийти вода.

Он направился к берегу и, рискуя искупаться, зачерпнул фляжным стаканчиком немного морской воды. Говорили, что в некоторых районах балтийскую воду можно пить, но, по всей видимости, это место оказалось не из тех. Шеллен вернулся к постройкам. Все люки на вкопанных в землю бочках были закрыты. Но ему повезло — возле угла одного из строений, прямо под водостоком стояла большая емкость — вероятно, из-под соляры для электрогенератора, на которую он вначале не обратил внимания. Она была доверху наполнена водой.

Итак, эта проблема решена. Сухого пайка ему, разумеется, хватит ненадолго, но ведь ежедневная пища не столь уж необходима для привычного человека.

Небо снова потемнело, поднялся ледяной ветер, покрыв поверхность моря белыми барашками. Алекс прошел к одинокому пирсу, налетая на который, с грохотом взрывались волны прибоя. Он вдруг представил, что нет здесь ни взлетной полосы, ни его «длинноносого» и что он один на этом крохотном клочке исхлестанной ветрами и дождями земли, вблизи которой месяцами не появляется судно и не пролетает самолет. Он — высаженный на необитаемый остров капитан мятежной команды, и вон там только что и навсегда скрылся парус его корабля. Бррр! Холодок неподдельного ужаса заставил его поежиться.

Нет, все в порядке, самолет здесь и, что немаловажно, в его кабине отличная радиостанция, так что, в крайнем случае, можно послать сигнал бедствия. Алекс некоторое время всматривался в штормовое море. Это была северная оконечность острова; где-то, должно быть совсем рядом, находится большая земля.

Ветер усилился, пошел сильный дождь. Шеллену пришлось бегом броситься к постройкам и укрыться в одной из них. Дождь лил весь оставшийся день, почти не переставая, поэтому ремонт и дальнейший полет Алекс решил отложить на завтра. Он перенес в дом свой парашют, сухарную сумку с сухим пайком, подушку и одеяла и оборудовал себе место в углу одной из наименее продуваемых комнат. Здесь под вой ветра и несмолкаемый рев близкого прибоя Алекс задумался о своем. О далеком и близком. Он вспоминал брата, отца, мать, Каспера, Шарлотту…

При мыслях о Шарлотте перед ним всплыли картины увиденного им на площади Старого рынка. Эйтель сказал, что останки из развалин цирка свозили именно туда и что никого невозможно было опознать. А когда-то они гуляли по этой площади и счастливый он шел с ней к Сарасани и никто во вселенной, даже если бы это был глас самого Бога, не смог бы заставить его поверить, что однажды он прилетит, чтобы сжечь в адовом пламени и этот цирк, и весь этот город… и ее вместе с сотнями празднично одетых детей.

Стало холодно. Чтобы согреться и заодно отогнать тяжелые мысли, от которых иногда хотелось выть волком, он, если дождь и ветер немного стихали, выбирался из своего убежища и бесцельно бродил по камням. Вечером Алекс на сухом спирте подогрел свою флягу, сделал несколько глотков и, завернувшись в одеяло, устроился на ночлег. Завтра при любой погоде он решил во что бы то ни стало покинуть остров.

Через несколько часов его что-то разбудило. Алекс приподнял голову и прислушался: тот же вой ветра и шум прибоя. Но нет… он вдруг различил голоса! Алекс резко сел и протер глаза. Сон? Галлюцинация? Откуда здесь могут слышаться голоса, да еще в такую ночь? Но вот он снова услыхал… крик… потом стон. Шеллен вытащил из кобуры «вальтер», выданный ему на Гарце перед вылетом, встал и попытался рассмотреть что-нибудь в окно. Дождь к этому времени, похоже, перестал. Прикрыв рукой фонарик, Алекс проверил его исправность. С пистолетом в одной руке и выключенным фонариком в другой он осторожно выбрался через окно наружу.

Сперва он различил троих — едва заметные в темноте черные тени, пришедшие со стороны южного берега. Двое несли третьего. Они были сильно измождены и часто оступались на мокрых камнях. Уложив этого третьего на землю, один что-то сказал и, пошатываясь, отправился назад, а второй лег тут же и больше не двигался. Потом появились еще люди. Некоторые шли сами, другие кого-то поддерживали, третьи несли и волокли тех, кто не мог передвигаться самостоятельно. Человек двадцать, не меньше, прикинул Алекс. Он взвел курок и с пистолетом в опущенной руке стал приближаться. Первый, кто его заметил, только поднял руку, вероятно силясь что-то сказать. Алекс включил фонарик. К нему повернулось еще несколько тяжело дышавших человек с раскрытыми ртами, но никто не произнес ни слова. Это были люди в немецкой униформе, в основном рядовые и унтер-офицеры сухопутных войск. Некоторые сидели, большинство лежали. Мокрые шинели и куртки, натянутые на уши отвороты мокрых пилоток, на многих — окровавленные бинты. Рядом с теми, кто был, видимо, покрепче, на камнях лежало оружие. На небритых лицах крайняя степень усталости и — показалось Алексу — тупого безразличия.