Книга Гроза тиранов - Андрей Муравьев

Один из янычар задел обожженный бок. Я отпихнул турков и показал, что желаю идти сам. Тут же четверка солдат окружила меня плотным кольцом, следя за каждым движением.

Покрепче сжать зубы и вперед!

Турки вытянулись длинной узкой цепочкой на едва различимой пастушьей тропе. Хорошо, что путь идет вниз. Тут метров пятьсот. Всего-то! Но уже через двадцать шагов кровавые круги перед моим взором слились в хоровод, земля приподнялась и стукнула по губам. Я рухнул. Наверное, не будь рядом Бояна и охранников, я закончил бы жизнь в одной из узких расщелин со сломанной шеей. Меня успели подхватить. И поволокли дальше.

Тропа опускалась все ниже, фигурки солдат на дороге понемногу превращались в точки. Когда ко мне подходил каракулучи, я упрямо тыкал рукой вперед, и мы двигались дальше. Спуск был тяжелый, усталость от похода брала свое – то один, то другой из солдат закидывали ружья за спину, чтобы освободить руки.

Отряд прошел уже половину балки, когда к Тургеру подбежали разведчики. Один из них протянул командиру небольшую белую тряпочку. Янычары крутили ее в руках, передавая друг другу.

– Батист? – донеслось до меня.

Все сгрудились вокруг странной находки.

А я уже падал.

Залп окутал кусты плотными клубами дыма.

У стоявшего передо мной янычара снесло половину головы. Его мозги забрызгали мне рукав. Кровь убитого темными густыми каплями расчертила пыль у лица в причудливую паутинку. Слева заваливался второй конвоир – две пули разворотили ему грудь.

Я оглянулся.

Боян, держась за развороченный живот, пробовал отползти в кусты. Дальше в последних конвульсиях содрогались еще двое моих охранников.

Отряд проредили больше, чем наполовину. Те, кто выжил под первым залпом, срывали с плеч ружья и выцеливали кого-то в окружающих зарослях или палили наудачу по сгусткам дыма. Зажатые между склонами балки, растянувшиеся, лишенные привычного строя, янычары начали сбиваться к своему военачальнику, размахивающему саблей и дергавшему с перевязи пистолет.

Второй залп разметал даже это некое подобие строя.

Их осталось всего с десяток. Израненных и ошарашенных стрелков во главе с офицером, который спешно уводил остатки воинства из-под огня. Нападавшие все еще не показывались, в то время как сами турки были как на ладони.

Тургер подзывал тех, кто укрылся за ближайшими кустами.

Усатая тварь! Я нащупал ружье мертвого янычара. За спиной затих ученик лекаря, вторая пуля местных налетчиков вошла ему в грудь, отбросив от меня почти на метр. Жаль парнишку.

Взвел курок. Стрелять одной рукой было неудобно, лежать на горящем боку – больно. Но моя цель слишком быстро уходила из зоны поражения, чтобы я мог обращать на это внимание.

Выстрел слился с третьим залпом. Еще пятеро янычар упали бездыханными, двое закачались, зажимая новые раны.

Каракулучи схватился за бок. Мой?!

Тургер обвел затравленным взором поле боя. На мгновение наши взгляды встретились. Он застыл.

Я усмехнулся ему в харю… Ты сдохнешь здесь, тварь. Сдохнешь! Теперь я уверен в этом.

Моя рука выворачивала из-под мертвого охранника второе ружье. Каракулучи вскинул руку с пистолетом. Жерло ствола заглянуло в меня, гипнотизируя, привораживая к месту.

Ну, значит, вот и все… Бог услышал мои молитвы. Жаль только…

Выстрел!

Пуля врезалась в землю у правого плеча, брызнув в щеку осколками кремня.

Уф-ф-ф…

Моя очередь. Ствол пляшет, в глазах плывет, но я должен попасть. Должен!

Грудь турка будто выросла в размерах, стала ближе. Он пятится назад… Я не дышу…

Тяну курок… Мягко, нежно, как только умею.

Лупит по железу кремень, искры устремляются вниз, что-то пыхает… Но выстрела нет! Кровь предыдущего владельца залила полку, забила запальное отверстие! Дьявол!!!

Раненого каракулучи подхватывают, уносят. Османы бегут, но мне уже не до них. Последние силы ушли на то, чтобы попробовать сквитаться.

Янычары исчезают за поворотом, и тут же из кустов ко мне выбегают люди. Одетые как турки, в таких же шароварах, безрукавках, рубашках. Только на шапочках у них светится православный крест. Один из них склоняется надо мной. Обветренное лицо, густые черные усы, черные же бездонные глаза. Мне он кажется исполином.

– Ну здравствуй, Петр, – орет он.

– Привет, Барис, – шепчу я.

Я знаю его. Еще не понимаю как, но я его знаю.

Чертовщина! Как меня достали эти загадки!.

Имена людей, которых я никогда не видел… Откуда у меня это? Пришло вместе со знанием языков? Вместе с новым чужим телом? Кто был тот, кем видят меня окружающие?

А ведь совсем не до размышлений. Турки, отступив к дороге и получив подкрепления, обрушивают на кусты один залп за другим. Меня подхватывают, несут бережно, осторожно. Стараются… Сербы очень стараются, но узкая тропа – не коридор больницы, я шиплю от боли и тихо ругаюсь.

Один из носильщиков сует мне в губы горлышко баклажки. Неужели отвар? Понимаю ошибку слишком поздно, захлебываюсь, кашляю и пью. Теплая обжигающая ракия падает на дно желудка огненным дождем, туманит мозг, притупляет ощущения.

Меня перехватывают поудобней, переходят на бег трусцой. Крепкие ребята! Я истощен, но, все-таки, вешу немало. Кто-то подсовывает под тело носилки вместо свернутого одеяла, царапая сожженный бок.

Это последняя капля…

Глава 3Брат

1

Когда Алекс очнулся, солнце еще только озарило края вершин. Сквозь прикрытые веки получилось даже оценить красоту восхода. Легкий багрянец, режущий первый луч и выпорхнувшее из-за скал светило, деловито устремленное вверх.

Он поморщился. Действие лекарств крепостного медика закончилось. Бок отлежался. Надо было повернуться, а этого так не хотелось.

Потемкин вспоминал… Лица, какие-то обрывки речей, небо в обрамлении ветвей, проносящихся над ним. Все кружилось, переплеталось, путалось друг с другом. Башка болела страшно.

Кстати… Где он? Алекс… или теперь «Петр» перевел взгляд с гор и солнца на собственную грудь и переломанную руку.

Неплохо. Повязки сменили, оставив сложную систему лубков на пальцах, под ноги подложили что-то мягкое. Значит, заботятся… Только чувствует он себя намного хуже. Поганенько так чувствует.

Алекс досчитал до пяти, приподнялся на локте и огляделся.

Лежанка его стояла под открытым небом у порога малюсенького домика. Сплетенные из лозы и обмазанные глиной стены были снизу обложены камнями. Крыша – из той же лозы, но покрытая дранкой или широкой щепой. Дворик зарос травой, кусты над изгородью, кадка с водой, ясли, сарайчик для скота.