Книга Серебряный адмирал - Владимир Шигин

Взаимное избиение продолжалась до самой ночи, и только темнота развела измученных боем врагов. Стоя на палубе, Рюйтер с печалью всматривался вдаль: там многочисленными кострами догорали уничтоженные в дневном сражении голландские корабли. Встреча с Блэйком, как он и предполагал, ни удачи, ни славы не принесла.

В нижних палубах страшно кричали раненые, которым привычные ко всему лекари деловито пилили руки и ноги, окуная для скорейшего заживления кровоточащие культи в кипящую смолу. Рюйтер, будучи не в силах сомкнуть глаз, всю ночь молился за несчастных.

С рассветом предстояло продолжить кровавый спор, но к этому времени ситуация кардинально изменилась. Англичане получили солидное подкрепление, голландцы же не получили ничего, а с учетом понесенных в предыдущий день потерь к утру оказались ослабленными почти на треть. Некоторые капитаны, пользуясь темнотой, сочли за лучшее вообще отделиться от своего флота. Обеспокоенный всем этим де Витт созвал совещание. Прибывший туда шлюпкой Рюйтер высказался первым:

— Я категорически против продолжения боя. Корабли избиты и рассеяны. Велики потери, ранен почти каждый второй. Бегство струсивших ослабило нас еще больше. Противник же, наоборот, усилился и близок к скорой победе!

— Но я как главнокомандующий не могу не атаковать! — вспылил налившийся краской Витт.

— При известных обстоятельствах главнокомандующий иногда может оказать услугу своему государству не только наступлением, но и отступлением в видах сохранения государству его флота! — невозмутимо парировал Рюйтер.

Рюйтера поддержали почти все. Самые решительные предлагали:

— Надо для начала перевешать бежавших трусов и, укрепясь духом, идти вперед!

«Драчун», однако, трезво поразмыслив, попридержал наиболее нетерпеливых.

— Даю вам слово, что каждый из беглецов получит по заслугам! Я никогда в жизни не видел таких трусов, какими они себя показали!

Окончательно решив не вступать в бой, Витт повернул флот к родным берегам, понося на чем свет стоит всех изменников и негодяев, вынудивших его на этот шаг.

Из хроники войны: «Витте де Витт не мог не учитывать сравнительную слабость голландских сил, но им руководило честолюбие. Он намеревался застигнуть Блэйка врасплох в Доунсе, но последний вышел ему навстречу и 8 октября в 3 часа пополудни атаковал голландцев еще до того, как они успели выстроить свой, разделенный на 4 эскадры, флот в боевой порядок Голландцы шли в крутой бейдевинд, при слабом SW. Одна из эскадр была оставлена в резерве и должна была вступить в бой, смотря по надобности. 3 эскадры Блэйка (Бёрн был дальше к югу, Пенн шел вблизи командующего флотом) вступили в бой не одновременно. Блэйку удалось втиснуться между мелью и противником. Пенн, следовавший за ним, со своим флагманским кораблем и задними мателотами приткнулся к юго-восточному углу мели Кентиш-Нок. Это заставило де Витта сделать поворот и пойти на юг. Благодаря этому Бёрн мог вступить в бой, а Пенн, сделавший (к своему счастью) из-за мели поворот, оказался на месте для оказания поддержки. Блэйк, сначала напавший на головные корабли неприятеля, теперь бросился на арьергард. Неоднократно в этом бою отдельные корабли проходили через ряды противника; но до сосредоточенного нападения с той или с другой стороны дело не дошло. В те времена еще плохо понимали тактику. Получился опять-таки беспорядочный бой. Витте де Витт, остальные вожди и часть голландских командиров сражались с большой храбростью, хотя некоторые суда держались в стороне, под ветром Бой продолжался до вечера; голландцы пострадали больше, чем англичане; они потеряли 3 корабля и свыше 600 человек команды.

На ночь стали на якорь на месте сражения. Ночью и на следующее утро более дюжины судов де Витта, считавших дело проигранным, ушли под всеми парусами домой, так что у него осталось всего 49 кораблей. Несмотря на это, Витте де Витт хотел возобновить бой, но на военном совете его младшие флагманы, в том числе и неустрашимый Рюйтер, высказывались за прекращение боя из-за своей сравнительной слабости и прибытия за ночь подкреплений к англичанам. Голландцы ушли под малыми парусами. Англичане, к их удивлению, не преследовали их, вероятно, из-за слабого ветра и боязни голландских банок».

Вопреки всем клятвам сдержать свое слово относительно расправы над бежавшими с поля боя голландскому командующему не удалось. У части струсивших капитанов оказались весьма влиятельные покровители, и их так и не посмели тронуть. Затем пришлось заодно отпустить и других, у которых влиятельных покровителей не было. Судебное разбирательство затянулось, и на обвинения стали выдвигаться контробвинения. Все обвиняемые капитаны, объединясь, ополчились на Витта. В ход пошли светские связи и тайные пружины, о которых бедный Витт и не подозревал. Излишне горячий и эмоциональный, командующий оказался один против всех и, в конце концов, начисто проиграл затеянный процесс.

Но решение суда станет известно несколько позже, а пока голландский флот под командой Витта еще держал курс к своим берегам. Англичане попытались было догнать уходящих, но найти голландцев не смогли, а потому, в свою очередь, повернули к своим берегам. Так завершилось сражение при Ньюпорте. И хотя успех был на этот раз на стороне англичан, голландский флот нисколько не утратил своей боеспособности и по-прежнему был готов в самое ближайшее время снова поспорить за первенство на океанах.

На входе в гавань Витт велел вывесить на реях своего флагмана веревочные петли, демонстрируя тем самым свою решимость разделаться с трусами.

По возвращении флота в Голландию Рюйтер сразу же уехал домой и вновь публично объявил, что твердо решил отныне остаток своей жизни провести в кругу семьи и не ходить больше в море.

— Почему ты хочешь оставить меня, Михаил? — спросил его расстроенный новостью де Витт перед отъездом. — Ты покидаешь меня в самый тяжелый момент, когда я предан всеми!

— Я, так же, как и ты, устал от клеветы и напраслин завистников! — зло ответил Рюйтер. — Пусть кого-нибудь из них назначат на мое место, пора и им показать себя в деле! Мне надоело оправдываться и утираться от плевков!

Обеспокоенные решением Рюйтера, депутаты штатов немедленно отправились к нему во Флессинген и не без труда, но все же уговорили контр-адмирала остаться при флоте хотя бы еще на одну кампанию. Тем временем Витт начисто проиграл судебный процесс против своих капитанов и, превратившись из обвинителя в обвиняемого, сам был смещен с поста командующего. Пытавшегося было поддержать старшего товарища Рюйтера никто толком не стал и слушать. Для аристократов-капитанов он был по-прежнему «белой вороной», представителем презираемой и не замечаемой черни, каким-то невероятным образом, волею случая пролезшего наверх. Разумеется, Рюйтер был необходим всем как специалист-моряк, с ним в этом отношении считались и его ценили, но права голоса на дворянских судебных ристалищах он по-прежнему не имел никакого. Рюйтеру просто показали его место. Обиженный контр-адмирал вновь покинул столицу.

— Да, я сын торговца пивом и сам бывший прядильщик и юнга! — в сердцах говорил он, вернувшись домой, жене. — Но разве я меньше, чем эти бездельники-дворяне, люблю свою родину, разве я меньше сделал для ее благоденствия! Разве у меня не такая кровь и не такое сердце! Почему же меня, заслуженного моряка, может оскорбить любой мальчишка-аристократ?