Книга Короли абордажа - Владимир Шигин

Спасайте родину, спасайте жен,

Детей своих, богов отцовских храмы,

Гробницы предков: бой теперь — за все!

Рядом с флагманом афинского наварха вспарывали могучими клыками-таранами волны почти две сотни длинных и изящных афинских триер. Мерно и дружно вздымались ряды весел, разгоняя триеры в неукротимом беге. Начальники гребцов клевесты ободряли гребущих. Отрывистые трели флейтистов все убыстряли и убыстряли темп гребли. Стоящие на палубе воины, сжимая мечи и луки, готовились схватиться с приближающимся врагом. Над морем от триеры к триере, от отряда к отряду перекатами несся единый гортанный крик:

— Гера! Гер-ра! Гер-ра!

Триера Фемистокла свалилась борт в борт с огромным кораблем одного из самых опытных флотоводцев Ксеркса — Ариамена. С высокобортного персидского корабля афинскую триеру буквально засыпали градом стрел и копий. Вероятно, что Фемистоклу пришлось бы не сладко, если бы не случайно оказавшиеся рядом триеры неутомимого Аминия и пелийца Сосикла. Оба они, видя тяжелое положение Фемистокла, не сговариваясь, разом направили свои корабли на неприятеля. Таранного удара, однако, не получилось. Обе атаковавшие триеры и персидский корабль сцепились таранами. В рукопашной схватке Ариамен был пронзен мечом и упал в море. Персидский же корабль был взят на абордаж. Позднее на плавающее тело мертвого Ариамена случайно наткнулся корабль царицы Артемисии. Та опознала военачальника по одеждам, велела достать из воды и отправить Ксерксу.

Не сразу, а постепенно исподволь стал намечаться перелом ситуации в сторону греков. Персы давили числом, греки высочайшей дисциплиной и умелым маневрированием. Кроме этого начала сказываться и предусмотрительность Фемистокла с местом боя. Из-за узости пролива персы так и не смогли развернуть весь флот, и противники дрались друг против друга примерно в равном количестве, тогда как большая часть неприятельских сил пребывала в томительном бездействии, ожидая своей очереди вступить в бой. Была, впрочем, и еще одна немаловажная особенность. В персидском флоте каждый из кораблей был предоставлен сам себе, и ни у кого не возникало и мысли помочь попавшему в беду соседу. Прекрасно и продуманно выстроив свой флот перед началом боя, Ариабигн в ходе самого сражения полностью утратил всякое управление и дрался с греками сам по себе на собственном корабле. Все действия персов по этой причине были, при всей их несомненной храбрости, очень хаотичны и совершенно не продуманны. Никто не знал, что и как ему следует предпринять. В отличие от этого, греческие триеры весьма тесно взаимодействовали в бою между собой. Стихийно объединяясь в небольшие тактические группы, они сообща наваливались то на один, то на другой неприятельский корабль и неизменно добивались успеха. Схватки были предельно яростными. Пленных не брала ни та, ни другая сторона. Часто схватившиеся в поединке враги вместе падали за борт и уходили на дно, так и не расцепив своих смертельных объятий. Волны пролива были щедро окрашены кровью.

Персы в тот день дрались до самозабвения храбро, тоже понимая всю важность момента. Кроме этого каждого из них подстегивал и страх: ведь наблюдавший за ходом боя с берега Ксеркс мог смотреть на каждого из них.

Сам Геродот, оставивший нам наиболее полное описание Саламинского сражения, признает, что «сказать точно, как дрался тот или иной воин, нельзя».

Персидские корабли, находившиеся в первой линии и принявшие на себя первый и самый мощный таранный удар греков, теряя весла и черпая пробитыми бортами воду, подались вспять. Находившиеся же за ними, наоборот, всеми силами стремились протиснуться вперед, чтобы, совершив подвиг, быть замеченными царем и получить вожделенный царский подарок. Теснота и сутолока быстро привела к тому, что напирающие столкнулись с отходящими. Все кричали, ругались и угрожали друг другу, однако никто ровным счетом не мог ничего сделать для исправления положения. Огромное и несуразное скопище беспомощных кораблей увеличивалось с каждой минутой, и грекам теперь оставалось только избивать их со всех сторон, что они успешно и делали. Это было уже, по существу, началом конца. Ближе к вечеру среди персов начала нарастать паника, и корабли их кинулись на всех веслах из пролива, тараня и топя в полнейшей неразберихе друг друга.

И снова обратимся к поэзии Эсхила. Вот его описание Саламинского боя:

Сперва стояло твердо войско персов.

Когда же скучились суда в проливе,

Дать помощи друг другу не могли,

И медными носами поражали

Своих же — все тогда они погибли,

А эллины искусно поражали

Кругом их… И тонули корабли,

И под обломками судов разбитых,

Под кровью мертвых — скрылась гладь морская…

К удивлению и неожиданности для многих, наиболее эффективно отбивался от греков отряд царицы Артемисии. И снова предоставим слово Геродоту: «С Артемисией же приключилось вот какое событие. Когда царский флот уже пришел в великое расстройство, аттический корабль пустился в погоню за кораблем Артемисии. Корабли союзников шли впереди ее корабля и невольно мешали его отступлению. Тогда Артемисия стремительно бросилась на союзнический корабль калиндян, на котором плыл сам царь калиндян Дамасифим. Неизвестно, затаила ли Артемисия злобу против него еще на Геллеспонте, или это произошло случайно, но она потопила его корабль. Увидев это, командир аттического корабля принял ее корабль за эллинский, а может быть решил, что он перешел на сторону эллинов, поэтому прекратил преследование и направился к другим кораблям».

Так Артемисии удалось спастись и снискать еще большее расположение Ксеркса, который, наблюдая за ходом битвы, заметил ее нападающий корабль. Кто-то из его свиты отметил: «Артемисия потопила вражеский корабль».

Царь спросил, действительно ли это сделано Артемисией, приближенные подтвердили, потому что прекрасно знали отличительный знак ее корабля. Погибший корабль сочли вражеским. Артемисии сопутствовала удача во всем: с калиндийского корабля никто не спасся — обвинять ее было некому. Ксеркс, пораженный мужеством этой женщины, сказал: «Мужчины у меня превратились в женщин, а женщины стали мужчинами!»

Когда персидский флот повернул вспять и попытался вырваться из пролива, ему устроили засаду. Персы попали в два огня. Сзади их гнали и топили афиняне, впереди поджидали эгинцы. В одном из боев при прорыве через ряды эгинских кораблей погиб и младший брат Ксеркса Ариабигн. Смерть командующего флотом еще больше способствовала возникновению паники. Сколько-нибудь организованное отступление в какие-то минуты превратилось в повальное и всеобщее бегство, когда каждый думал уже только о себе.

В это время, пользуясь всеобщей неразберихой, большой отряд гоплитов во главе с Аристидом успешно переправился под самым носом у деморализованного неприятеля с Саламина на островок Пситаллию, где и перебил всех находящихся там персов. Затем гоплиты занялись пленением приплывавших туда персов с потопленных кораблей, которых как скот копьями сгоняли в большие кучи.

Фемистокл в течение всего боя неизменно был в первой линии атакующих триер, личным примером вдохновляя соотечественников. Преследуя неприятеля во главе своих сил, он сошелся на контр курсах с триерой Поликрита. Эгинцы Поликрита в этот момент как раз добивали команду большого сидонского корабля. По чистой случайности именно на этом корабле находился и ранее плененный персами доблестный эгинец Пифей, который и был освобожден. Помня извечное недоверие Фемистокла к эгинцам, Поликрит прокричал афинскому наварху: