Книга Дело жадного варвара - Хольм ван Зайчик

— Великий наставник, — потревожил Баоши-цзы высокий темноволосый преждерожденный с орлиным носом, в официальном платье и укороченной шапке-гуань; на шпильке сверкнул драгоценный камень. — Великий наставник, не соизволите ли вы открыть нам нечто такое, что сделает нашу жизнь еще более насыщенной и осмысленной?

Баоши-цзы повернулся к нему с доброй улыбкой.

— В древности случилось так, — начал он, медленно покачивая головой, — что Му Да пришел к Конфуцию и спросил его: «В чем смысл жизни?» Ничего не ответил Конфуций, пораженный глубиной духовных устремлений Му Да. Книги доносят до нас, что после этого случая Конфуций три луны не мог есть мяса – таково было его потрясение. А через полгода Учитель занес этот эпизод в двадцать вторую главу «Суждений и бесед».

Глубокая тишина повисла над храмовым садом. Обдумывая сказанное, все вернулись к созерцанию облитых лунным светом цветов жасмина. Обстановка располагала к мыслям о главном.

Баоши-цзы вновь обернулся к присутствующим, благостно улыбнулся и изрек:

— Мирская пыль на цветах,

Но не замутнишь сознанье!

Войди в врата не-двойственности —

И будем вместе мы! —

И двинулся с мостика вниз, навстречу собравшимся.

— А вот мне тоже пришло на ум, — выступая вперед с поклоном, неожиданно заявил нихонец в сером кимоно, — позволите ли?

— О да, порадуйте нас скорее, младший князь Тамура, — отвечал Баоши-цзы, — ибо грех таить строки, родившиеся в глубинах вашей души в такой прекрасный вечер.

— Мои стихи не столь глубокомысленны, как ваши, великий наставник, — отвечал князь Тамура, — и я позволяю себе произнести их единственно вследствие переполняющих меня чувств. Да простят меня драгоценные присутствующие! — Он приосанился, раскрыл веер – простой, с каллиграфически, на нихонский манер выполненным на нем иероглифом «чжун» – «верность сюзерену», легко взмахнул им и продекламировал:

— В тени агав, под кроной кипариса,

Где ощущается жасмина аромат,

Сидел я с вами на платке ордусском…

Вы что-то о любви твердили мне.

С последним словом веер, мелодично прошуршав, закрылся и исчез в рукаве.

Среди присутствующих пронесся легкий ропот; жены преждерожденного Джимбы коротко, но многозначительно переглянулись; Баг отметил, что младший князь Тамура не лишен некоторой утонченности манер.

— Рассказывают, что в древности, — просветленно улыбнулся Баоши-цзы, — в царстве Чу жил мудрец по имени Пи Гу. Он славился острым умом и очень невеликим ростом. И когда недруги, желая ему гибели, захотели унизить его и прорезали в воротах княжеского дворца специальную дверцу – для Пи Гу и для собак, мудрец только весело рассмеялся. Так и вы, князь, будьте выше сиюминутных чувств бренного мира. И тем обретете покой и внутреннее озарение! — Сказав это, великий наставник сложил руки на могучем животе и в сопровождении Да-бяня неспешно направился во внутренние покои.

— Великий наставник, — догнал его Баг и преклонил колено. — Мой долг снова заставил меня прервать человеческую жизнь. Боюсь, и впредь…

— Встань, сыне! — Баоши-цзы простер к Багу руку. — Ведом мне твой нелегкий путь служения покою и справедливости. То, о чем говоришь ты, ужасно слуху. Но, мыслю я, груз этот тебе по плечу.

Наставник обернулся к Да-бяню:

— Ступай, отрок, и проверь, все ли готово для вечерней медитации! — Проследил, как Да-бянь скрылся и сделал Багу знак приблизиться вплотную.

— Вот что я скажу тебе, Багатур по прозвищу Тайфэн. Ведомо мне о делах твоих прошлых. И скажу: такова твоя карма. Нет большего греха, нежели лишить драгоценной жизни живое. Но не всегда это так…

— Амитофо!.. — вырвалось у пораженного Бага.

— Амитофо, — согласился великий наставник, перебирая четки. — Ибо хотя и есть душа у всех живых существ в подлунном мире, — продолжил он, — но некоторые из оных подобны немыслящим нечистотам в сточном водоеме. А свершившийся прошлой ночью грех хищения креста – грех поистине страшный, ни с чем не сравнимый, и так скажу тебе: не люди содеяли это, но бездушные камни. И хотя заморские жители Америки почитают даже камни за предметы, коим надобно оказывать уважение и внимание, подобное тому, каковое мы оказываем человеческим существам, — они даже измыслили, дабы не оскорблять камни, обращение «минерал компэньонс[21]», — но мы-то знаем, что камни от этого не перестанут быть камнями! И вот я говорю тебе, Багатур: камни и есть камни! Когда камни падают с горы и грозят убить, осквернить и искалечить малых сих, долг твой прямой, коль уж дана тебе сила – отбросить эти камни прочь. Используй силу!

По произнесении этих примечательных слов Баоши-цзы вознамерился было продолжить путь, но Баг остановил его:

— Правильно ли я понял вас, о великий наставник?

— Ты мудр, хотя и не стар, — Баоши-цзы извлек из-за пазухи желтый металлический кругляш с рельефным иероглифом «Фо» («Будда») и протянул Багу.

— Бери и ступай!..

Баг благоговейно побаюкал кругляш на ладони. Бронза. Впервые в жизни он получил от великого наставника такую пайцзу – свидетельство освобождения от любых грехов, которые придется ему взять на себя в то время, покуда пайцза у него. С сего часа все буддийские общины улуса будут поминать его грехи в молитвах и тем самым исправлять его карму. Ни разу Баг не слышал о том, чтобы подобный акт совершался в отношении простого офицера-следователя. Видимо, преступление и впрямь чрезвычайное. И соответственно чрезвычайной будет поимка преступников. Ого-го… Это сколько же нечистой печени корыстолюбцев мне придется показать солнечным лучам, с несвойственной ему образностью подумал Баг.

Ризница Александрийской Патриархии,
24 день шестого месяца, шестерица,
ночь

Ризница Александрийской Патриархии была ярко освещена мощными фарами служебных цзипучэ[22]с мигалками на крышах, окруживших древнее здание со всех сторон. Над ризницей сдержанно рокотал геликоптёр, выписывал кольца, высвечивая прожектором что-то ему одному известное. В рассеянном, отраженном свете его светильников поодаль, за высокой фигурной оградой, виднелись скромные терема Патриаршего посада, главной резиденции святейшего патриарха Силы Второго, а за ними, еще дальше, в дымке, на фоне скудного свечения северных ночных небес, прорисовывались тонкие очертания моста Александра Невского, изящно взлетевшего над Нева-хэ своими разводными частями. Между повозками там и сям виднелись заградительные группы вэйбинов в шлемах с непробиваемыми пластиковыми щитками. Эта предосторожность была, пожалуй, несколько чрезмерной: на территории Патриархии ночью мало кого встретишь, а уж тем более – в ее запретной части, где расположены охраняемые служебные помещения, духовная библиотека, ризница и куда праздношатающихся посетителей и днем-то не пускают.