Книга Кентавр - Элджернон Генри Блэквуд

Немного придя в себя и тщательно обыскав коттедж, я тут же покинул остров и провел последние десять дней каникул у фермера; ко времени возвращения домой я уже проштудировал все, что требовалось, и полностью успокоился.

В день моего отъезда гостеприимный хозяин отвез меня на большой лодке к пристани, находившейся в двенадцати милях от его фермы. Дважды в неделю там причаливал небольшой пароходик, который развозил охотников. Но перед этим я посетил на своем каноэ остров, где пережил такое странное приключение.

Я осмотрел весь остров и коттедж. С каким-то особым чувством вошел в маленькую спальню наверху. Но там не было заметно ничего необычного. Я уже собирался отплывать, когда увидел каноэ, скользящее вдоль изогнутого побережья. В такое время года здесь очень редко кто-то бывает, а это каноэ возникло как будто бы ниоткуда. Изменив немного свой курс, я наблюдал, как оно скрылось за скалистым мысом, — большое, с высоким изогнутым носом, и в нем двое индейцев. С некоторым волнением я подождал, появится ли оно с другой стороны. Появилось, не прошло и пяти минут. От каноэ до меня было менее двухсот ярдов, и направлялось оно прямо ко мне.

Ни разу в жизни я не греб так быстро, как тогда. А оглянувшись, увидел, что индейцы прекратили погоню и плывут вдоль острова.

За лесами на дальнем берегу озера уже заходило солнце, и в воде отражались алые закатные облака, когда я оглянулся в последний раз и увидел большое, сделанное из коры деревьев каноэ и двух его призрачных гребцов, все еще плывущих вокруг острова. Затем тени быстро сгустились, озеро почернело, мне в лицо дохнул ночной ветер, и какая-то скала скрыла от меня и остров, и каноэ.

Перевод Е. Пучковой

Страна Зелёного Имбиря

Мистер Адам сидел перед разожженным камином в своем служебном кабинете. Человек он был немолодой, напряженно сомкнутые губы и насупленные брови придавали его лицу выражение досады или гнева, хотя на самом деле он просто пребывал в глубокой задумчивости. В этот поздний час, где-то между вечерним чаем и ужином, царила умиротворяющая тишина; вокруг кресла валялись вскрытые и еще не вскрытые письма, однако внимание мистера Адама было сосредоточено на короткой, отпечатанной на машинке записке. Он не знал, как на нее ответить, это вызывало беспокойство и недоумение, что и отражалось на его лице.

«Ох уж эти журналистские сборища! — бурчал он про себя. — Суета сует, да и только!»

Секретарша давно уже ушла домой, унеся с собой надиктованные им главы очередного, двадцатого романа; при мысли о том, какой успех снискали все его предыдущие творения, мистер Адам улыбнулся.

«Как я начал писать? — прочитал он отпечатанную фразу. — Что послужило побудительным толчком?» И снова насупил брови. Память унесла его в бездонный омут далекого прошлого. Он хорошо помнил, что послужило побудительным толчком. «Но ведь в это никто не поверит…»

Мистер Адам недовольно поморщился. В конце концов он решил, что утром продиктует несколько банальных абзацев — не искажая фактов, но умолчав о том странном случае, благодаря которому обнаружил в себе писательский дар. Это было следствием глубочайшего потрясения, а потрясение, как известно, вполне может разбудить дремлющие где-то в подсознании способности. Чтобы выпустить их на волю, требуются особые обстоятельства; не сложатся нужные обстоятельства, и способности могут так и остаться нераскрытыми.

Он вспомнил, как странно подействовало на него потрясение, выразившееся в первом, еще робком, проявлении таланта. «Нет, нет, они подумают, что это чистейшей воды вымысел!» Продолжая размышлять, мистер Адам набросал карандашом несколько слов на полях записки.

«И ведь что интересно, — думал он, — ростки тех событий уже имели корни в моей душе. Во мне уже созрели все необходимые предпосылки. Я лишь использовал наиболее важные детали, внес в них драматизм. В этом, видимо, и заключается творческий дар, надо полагать… В умении преображать сырой материал в законченное произведение».

Он помнил все так отчетливо, как если бы это случилось не тридцать лет назад, а накануне. Испытанное им потрясение было вызвано утратой наследства. Махинации его опекуна, оказавшегося отъявленным мошенником, привели к тому, что он, двадцатилетний сирота, недавний выпускник Оксфорда, вместо ожидаемых двух тысяч фунтов в год вынужден был довольствоваться пятьюдесятью, а быть может, и того менее. Горечь и злость на обобравшего его опекуна, которого он знал лично, усугублялись беспомощностью и растерянностью, ибо он понятия не имел, как будет зарабатывать на жизнь. Если бы мистер Адам решил поведать журналистам правду, то злость и растерянность назвал бы в первую очередь. Именно эти чувства всецело владели им, когда он отправился на прогулку, чтобы хорошенько все обдумать.

В двадцать лет положение, в котором он оказался, представлялось ему безнадежным; еще ни с кем в мире судьба не обходилась так жестоко; ненависть к опекуну, этому ханже, гнусавившему псалмы, не знала предела. Он готов был убить мистера Холиоука. Подлец вполне заслуживал смерти. Узнав, как тот из года в год надувал его и в результате оставил без гроша, молодой человек буквально кипел гневом. Не то чтобы он в самом деле собирался убить опекуна, но чувствовал, что способен на это. Мистер Адам до сих пор вспоминал, правда уже с улыбкой, как в конце концов вынужден был все же капитулировать под натиском доводов разума. «Это лишь усугубит мое положение, — с горечью заключил он тогда. — Если я убью Холиоука, мне не избежать наказания. Меня повесят. Тот, кто убьет, будет и сам убит».

И он окончательно — так ему, во всяком случае, казалось — оставил мысль об убийстве.

Теперь же нужно было подумать о будущем. Как зарабатывать на жизнь? Решением этой проблемы он и занялся. Перебирал в уме все возможные виды деятельности: сцена, журналистика, страховое дело, торговля автомобилями — еще только зарождавшаяся, — но неизменно с сожалением констатировал, что ничего из этого ему не подходит. Не очень привлекала его и эмиграция. Как одержимый, он лихорадочно пытался найти такую работу, которая бы его устроила. Да, людям открыты сотни тысяч путей, и все-таки он никак не мог сделать выбор. В жизни каждому из нас предоставляется множество возможностей; как правило, мы используем лишь одну, но выбор есть всегда.

Некоторое время он прогуливался, не обращая внимания на то, куда идет, как вдруг осознал, что находится у причала старого порта. Шел уже седьмой час летнего субботнего вечера. Извилистые пустынные улочки были перечеркнуты косыми лучами солнца. Пахло морем, рыбой, смолеными канатами и оснасткой, и все это вновь возродило мысль об эмиграции. Он вспомнил о своем двоюродном брате, который нашел себе какую-то работу в Китае.

В голове у Адама теснились дикие замыслы, отравленные сильной горечью. Внезапно, подняв глаза, он прочитал три коротких слова, написанных блеклыми черными буквами на озаренной заходящим солнцем табличке, что висела на мрачной кирпичной стене. Была в этих словах какая-то потаенная романтика, пробудившая отклик в его душе. Он стоял и смотрел как зачарованный. Само собой, на табличке значилось лишь название переулка, но мысли Адама были уже далеко.