Книга Бог со звезды - Анна Чащина

Ночью спала урывками. Похолодало, поднялся ветер, несколько раз срывался мелкий дождь. Я дремала, прислонившись спиной к неровной поверхности скалы. Проваливалась на мгновение в черную яму сна, вздрагивала, ежилась и сильнее куталась в плащи — свой и Стоуша. Но стоило порыву ветра тронуть листву над головой, просыпалась и судорожно прислушивалась. Этот кошмар продолжался до утра.

Едва бледная полоса света разрезала темное полотно ночи пополам, отделив небо от суши, я отправилась в дорогу.

Ни есть, ни пить не хотелось совершенно. Я брела выше и выше в горы по каменистой, пыльной дороге. Желто-коричневая взвесь оседала на одежде, волосах и коже, щекотала в носу, сушила горло. Зато к полудню совсем распогодилось. Солнце стало припекать совсем по-летнему. Мне же все краски неожиданно показались слишком яркими. Листва на деревьях, пыль под ногами, небо, трава — все это выглядело неестественно насыщенным. Котомка оттягивала плечи, ноги заплетались, свет слепил так, что приходилось щуриться.

Я остановилась. Потерла руками лицо, пощипала щеки. Я не понимала, что именно так напрягало, но напрягало ужасно.

Ветра не было, щебетали птички, по склону периодически сползали ручьи мелкого камня вперемешку с песком. Справа обрывалась вниз крутым скатом гора, поросшая огненным кустарником, и уже глубоко внизу, метрах в сорока, полностью заросшая густым лесом. Слева метра на три-четыре вздымался другой склон, и слоистые его бока отражали солнечные лучи, которые множились сверкающей крошкой.

Я подняла голову, пытаясь разглядеть, что там еще выше.

Наверное, через пару часов опять выйду к лесистой части горы, а там уж рукой подать до вершины. Преодолеть бы эту часть перевала.

Я снова стала растирать лицо ладонями. Да что же это такое?..

Горизонт вдруг поплыл в сторону, в ушах зашумело, в голове возник тонкий, на одной ноте, писк, а поле зрения стремительно ужалось до бледно-серого окошка. Я взмахнула руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться и…

Уф…

Серые мушки перед глазами расползались, являя изрядно побледневший мир. Постепенно он снова набрал яркость, и я смогла вяло пошевелить рукой.

Повезло. Упала на дорогу, лицом вниз. Не покатилась по склону, не разбила голову о камень. Щеку, правда, свезла немного, сбила подбородок и поцарапала нос. Я медленно села, продолжая оценивать повреждения. Ладонь покалывало — царапины, вдавившиеся камушки — не страшно, хотя и обидно. Колено ныло и ощутимо побаливало бедро. Синяк, видно, отменный будет.

В общем-то, пустячок, не падение… Солнце светит, ветер шумит. Даже птички, заразы, чирикают…

Я закрыла руками лицо и разревелась.

Ох, и выла же я. Под конец нос опух, лицо щипало от соленых слез, я дрожала и икала, но в голове царила кристальная ясность. Словно ушло, наконец, все то напряжение, тот страх, что сковывали железными обручами и не давали связно думать.

Не верю, что Стоуш мог просто сгинуть или тем более бросить меня. Слишком хорошо знал он горы, к тому же годы провел в странствиях. И он любит меня, всегда любил. Что бы ни случилось той ночью, я выясню и найду его. Холодная ярость взметнулась пеной. Или отомщу, если будет надо. Но сейчас, главное, взять себя в руки, тряхнуть за шкирку разом, с силой.

Проснись! Очнись!

Я подтянула котомку, нашарила внутри узелок с лекарствами. Воды мало, промыть раны не удастся, но смазать надо. Не хватало еще, чтобы царапины воспалились. Вряд ли, впрочем: на саранче как на собаках заживает. Нет, гораздо лучше. Но береженого, как говорится…

Стоуш повторял: «Вам дан от Создателя этот дар за муки трансформации».

В тряпицу — еще дома, в Холмогорах — я завернула непрозрачные баночки, плотно закрытые глиняными крышками. И точно знала, какая мазь мне сейчас была необходима. Жирная, светло-желтая масса пахла травой, пряно и сладко. Не скупясь, я нанесла ее на царапины, затем аккуратно закрыла баночку и спрятала богатство в котомку. Лекарства очень дорого стоят. Если припрет, смогу этим зарабатывать на жизнь, спасибо учителю. Спасибо Стоушу.

Я поднялась, отряхнулась и уже спокойно осмотрелась.

Одна. Как была, так и осталась. Вот и славно. Кто бы там ни лишил меня поддержки отца, вредить или еще как-то вмешиваться дальше, видимо, не входило в его планы. К лучшему.

Обморок, как ни странно, привел меня в чувство. Пойду-ка я той дорогой, о которой говорил Стоуш. Доберусь до его друга, куплю место на корабле и уплыву на другой материк. Городов на свете много: перетопчусь, спрячусь на время. В запасе у меня осталось всего несколько месяцев, скоро я стану слишком уязвима и неповоротлива. Рисковать младенцем нельзя, а чтобы что-то сделать, нужно иметь свободные руки и подвижность. Кроме того, денег, даже если считать монеты, найденные в котомке Стоуша, едва хватит для покупки места и на пропитание. Времена нынче дорогие. Позже придется подумать и об этом.

Я отошла к скале и села на большой придорожный камень. Достала кусок хлеба, флягу с водой. Чтобы исполнить задуманное, необходимо быть в форме. Если я еще раз упаду, но уже не так удачно, мои кости догниют в ущелье примерно к следующей весне. Это если повезет, и я сразу сверну шею. А если не повезет… лучше не думать.

Так странно. Стоит лишь закрыть глаза, как вижу лицо бога со звезды. Кто же знал, что судьба решит так пошутить над нами? Познала я настоящую любовь или лишь то, что казалось ею? В любом случае — роскошный подарок саранче, прожившей треть жизни в пустоте. Но ты так далеко…

Я сидела с закрытыми глазами и вроде как грезила. Могли ли бегать по земле и мои дети? Почему-то никогда раньше не задумывалась на эту тему. Сама не рожала, осторожничала достаточно долго. Но кто его знает, не понесла ли, например, та девочка шантийка, которую я полюбила первой, детской еще любовью? Мне тогда едва исполнилось шестнадцать.

Сладко и горько.

Шантийцы ведь рождаются, как и человеческие дети — мальчиками или девочками. До полового созревания лет девять-десять такие малыши живут себе, знать не зная о взрослых проблемах. Потом, как и у обычных детей, наступает час изменений. С этого момента тропинки с человечеством расходятся. Мальчики перерождаются в «оно» и после становятся девочками, получая в награду первое женское недомогание. Девочки становятся агрессивнее, также переходят в средний пол, а после получают половой орган, который означает их переход в мужскую стадию.

Стоуш объяснял мне это так. В чреве женщины зародыш проходит несколько стадий развития. Сначала любой плод будет женского пола, а его половые органы соответственно сформированы. Но когда приходит стадия дальнейшего развития, зародыш, которому суждено родиться мальчиком, начинает меняться под воздействием матушки-природы. Его половые органы приобретают характерные для мужского рода очертания. Так происходит у человека, шантийца и еще ряда рас. Ящеры, например, устроены совсем иначе, поэтому они и люди не совместимы. Но люди рождаются и никогда больше не проходят трансформацию. Шантийцы же строго подчиняются цикличности своей природы. Их организм регулярно перестраивается. К женской части цикла вырастает грудь, к мужской — исчезает. То же происходит и в области гениталий. Заращиваются родовые пути, но остается узкий канал для семени, ведущий в увеличившийся член. А так как семя и яйцеклетки формируются внутри тела, единственное неудобство — болезненность ощущений первое время. Организм настраивается на определенный цикл, и шантиец становится взрослым.