Книга Подарок крестного - Марина Александрова

Дурное дело нехитрое. Как-то зашел Василий в каморку ключника и, пока его там не было, переправил циферки в книжице, куда все припасы да все доходы с расходами прилежным Ефимом занесены были.

Конечно, ключник ничего не заметил. Еще не раз залезал Василий в книги и под конец года сумма, якобы Ефимом у хозяев украденная, была уже довольно велика.

Василий ждал. Младенцы подрастали. Они уже начинали ходить, переступая пухлыми неуклюжими ножонками, и весело гулили. Настенька, вслед за Михайлой, называла Аннушку мамой… Услуги кормилицы стали почти уже не нужны, и она все более заменяла Настеньке няньку. Однако ж Марфа желала сама заниматься со своей внучкой, а потому оставалась Анна не у дел.

Василий понял, что настало время действовать. Однажды он вызвал к себе Ефима.

– Ну что, пришло время книги проверить, – сказал он ключнику, когда тот предстал перед хозяином.

Такое случалось и раньше, поэтому Ефим нисколько не удивился и покорно поплелся за книгой. Вернувшись, он с поклоном вручил ее Василию и тот углубился в подсчеты. У ключника совесть была чиста, и он топтался рядом – скучал, позевывал.

– Не стой над душой! – прикрикнул на него Василий. – Сядь вон на лавку.

Ефим примостился на краешке лавки и терпеливо ждал.

– Это что такое! – вдруг вскричал Василий.

– Что не так, господин? – мгновенно подскочил к нему ключник.

– Ты еще спрашивать смеешь, что не так? – громче прежнего возопил боярин. – Али за дурака меня держишь? Цифири-то не сходятся!

– Как не сходятся? – побелевшими губами пролепетал Ефим.

– Должны сходиться!

– Я знаю, что должны! Но по всему выходит, что ты меня обокрал, смерд!

– Помилуй, господин! – воскликнул несчастный Ефим, валясь на колени. – Никогда ни копейки из твоей казны я не утаивал! За что напраслину возводишь?!

– Что ж я, по-твоему к клевете способен? – впал в ярость Василий. – Ты что, смерд, меня обвинить хочешь?

– Как могу я, господин?! Я… я только…

– Иди, считай сам, смерд неблагодарный!

Ефим уткнулся в книгу. На глаза его набегали слезы, и циферки сливались вместе. Так и есть – денег не хватало, причем много не хватало, таких денег у Ефима и не водилось отродясь.

– Как же так! – чуть не заплакал он. – Как такое случиться могло?

– Вот и я тебя о том спрашиваю! – вскричал Василий. – Давно ль воровать научился, смерд?

Ефим молчал. Что сказать, когда сам он своими глазами видит, что цифры ни в какую не сходятся! Ключник вновь склонился над книгой, пересчитывая все сызнова, будто это могло что-то изменить.

Тем временем, крик мужний услышав, вошла в палату Марфа.

– Что такое? – холодно осведомилась она.

– Не бабье дело, уходи, – отрезал Василий, но затем подумал, что лучше будет при Марфе ключника срамить, чтоб своими глазами видела.

– Как я погляжу, все, что в этом доме происходит – не мое дело, – ледяным тоном сказала Марфа и презрительно поджала губы.

– Ключник наш проворовался, – буркнул Василий, будто бы сменив гнев на милость.

– Как? Ефим?! – удивленно переспросила Марфа. – Быть того не может!

– Я тоже сначала глазам своим не поверил. Да цифири-то не обманут! Ежели им верить, обкрадывал он нас давно уже, ирод треклятый!

– Это правда, Ефим? – обратилась Марфа к ключнику, все еще не желая поверить в случившееся.

– Правда, госпожа, что в книгах недочет! Но Богом клянусь, что не брал я денег! Не брал! – на глазах ключника вновь выступили слезы. – Сколько лет я вам верою и правдою служил! Ни гроша не уворовал, а о таких деньгах даже и помыслить не мог!

– Может, ошибся ты, Ефим, при подсчетах? Сам себя обманул, а заодно и хозяев своих? – вопросила Марфа.

– Так ведь сроду за мной такого не было… – вздохнул Ефим.

– Немолод ты уже, Ефим – ум уж не так остр, как прежде, – поддакнула Марфа. – Не серчай на него, Василий! Не наказывай слугу верного!

– Эх, Ефим, Ефим! – вздохнул Василий. – Бог видит, что о лучшем ключнике я и помыслить не мог, но, верно, и в самом деле стар ты стал для своей должности. Наказывать я тебя не стану, но и ключником тебе более уж не быть. Доживай свою старость в тепле, да в покое – внуков нянчай.

Ефим вздохнул с облегчением. Давно уж собирался на покой уйти, да не знал, как с хозяином разговор завести…

– Иди, Ефим. Сегодня еще свои обязанности выполняй, а уж когда нового ключника назначу, ему все передай.

Ключник поклонился – низко, до земли и, пятясь, исчез за дверью.

– Кого ж ты вместо него поставишь? – тревожась, спросила Марфа, оставшись с супругом наедине.

– Не знаю еще… Может, у тебя есть кто на примете?

– Много у нас слуг, да те, в чьей верности и честности я уверена, уж в возрасте, – отвечала Марфа. – Разве, только Анна…

– Какая Анна? – деланно удивился Василий.

– Кормилица Настенькина. Я давно за ней наблюдаю – баба она умная, честная, да и грамоте, и счету обучена…

– Так она ж детьми занята! – воскликнул Василий. – Когда ж ей еще и с хозяйством управляться?

– Эхма! Вспомнил! Детям уж скоро год будет! – воскликнула Марфа. – Хотела я с Настенькой сама заниматься, да чувствую, что стара стала целый день за ребенком глядеть, так что все равно няньку возьму. Заодно и за Мишуткой приглядит.

Василий словно призадумался – нахмурил брови.

– А справится Анютка-то? – наконец спросил он.

– Бабенка она хваткая, сразу видно. А не справится – найдем кого другого.

– Ладно, послушаю я тебя… На сей раз… – пробурчал Василий. В душе он ликовал, что все так складно получилось, но лицо его оставалось угрюмым.

Так и стала Анна ключницей. Что и говорить, обязанностей у нее прибавилось и, первое время у нее ум за разум заходил.

Очень Анне помог Ефим. Он объяснял ей, как учитывать разнообразное хозяйское добро, как заносить в книгу прибыль и убытки и еще многому из того, о чем Анна ранее не ведала.

Постепенно Анна привыкла к своему новому положению, и ей оно даже начало нравиться. Слуги и раньше относились к ней с уважением, а теперь так и вовсе стали чуть ли не как с хозяйкой с ней обращаться – то ли приметили, что Василий к новой ключнице неровно дышит, а может и вправду полюбили. Добра была Анна, справедлива, грубого слова от нее никто не слышал…

И на детей не могли нарадоваться в тереме. Незаметно как-то выросли они – Настенька стала глазастой девчонкой, похожей на покойную мать и лицом, и нравом. Хохотунья, непоседа – иной раз стонал от ее шалостей старый терем.