Книга Камбрия - навсегда! - Владимир Коваленко

Итак, грудное вскармливание… Ночь. Оконце «готическое», то есть узкое, чтобы враг или вор не пролез. Темновато даже для сидовских глаз. Нормальную масляную лампу соорудить все руки не доходят. Впрочем, сидам глазами читать не обязательно. Немайн повела рукой по странице, ощущая слабую выпуклость букв. Тушь по папирусу, все аутентично. Буквы выпуклые, четкие. Узнаваемые. П-р-о-д-о… Продолжительность? Не то, тем более это о младенцах-сидах. Дальше, дальше. Ага, вот: «Приемные дети». Анна права. И никаких «может быть»! Вот организм чуть сил наберет, и молоко будет. В случае послеродового обновления — бывают, значит, и такие — должно пройти две недели. Значит, еще десять дней, и… Куда тогда Нарин девать прикажете? Выгнать как-то жалко. Несчастная так рада, что пристроила в жизни себя и ребенка! Впрочем, если не кормилица, то нянька дитяте нужна. Пусть остается.

Сида захлопнула справочник. Открыла Библию. Итак, сегодня еще три страницы переведены. Скоро закончится Новый Завет, и что тогда? Рассказывать камбрийцам про сотворение мира, райский сад и потоп? Не хотелось. А что делать — не придумывалось. Править текст? «Вначале был Большой Взрыв…» Не годится. Да и не доказано, что вначале был именно Взрыв. Вполне возможно, что кое-что было и до! А люди привыкнут верить Книге. Нет, никаких научных фактов и абсолютных датировок. Но что, что делать-то?

Беспокойные мысли становились все менее и менее внятными, и сида сама не заметила, как соскользнула в дремоту, а потом белое поле простыни развернулось в белое поле схваченного морозной коркой снега, сквозь который местами пробивались черные прутики мертвых растений. Наст глухо шелестел под ногами. Нет, лапами! Широкими лапами с длинными когтями. И до раннего, предрассветного утра носилась по зимней тайге росомаха. Заимствованные при создании сиды инстинкты? Память чужого вида? Немайн было все равно. Это был целиком ее сон, не навеянный чужой памятью, а оттого особенно сладкий.

ГЛАВА 2

Устье реки Туи. Ноябрь 1400 года ab Urbe condita.

Поздним вечером, когда даже сида отправилась видеть недолгий ночной сон, викарий принялся за письмо, чтобы утром оно отправилось в Кер-Мирддин на дромоне. За истекшие дни произошло слишком много достойных примечания событий, чтобы не использовать оказию. Так что об утерянных минутах сна отец Адриан не жалел. Вот то, что ответа ждать придется несколько дней, было обидно. Но что поделать, епископу Дионисию нужно восстановить монастырь Святого Давида. Работы меньше, чем строить город с нуля, но ненамного: есть сложности, а духовный труд иной раз потяжелее физического.

«Преосвященному Дионисию Пемброукскому, покровителю и, смею надеяться, другу моему, привет! Помню, при расставании нами было уговорено, что писать тебе я буду не реже чем раз в неделю, из соображений получить совет более опытного пастыря, как в деле попечения всего стада, кое, право, суть не овцы, а волки и пастушки волков».

Адриан улыбнулся, отметив, как легко лег в греческий текст оборот северных варваров. Интересно, сочтет ли его уместным Дионисий? Но уточнить, о ком речь, нужно:

«Той, кому я теперь прихожусь духовником. Это исполняет меня гордостью, но время от времени — беспокойством о достаточности скромных моих способностей.

Никоим образом не умаляя своих скромных сил, вынужден признать: то, что происходит на моих глазах, я понимаю от силы наполовину, и это вынуждает мою несчастную голову попросту разрываться на части — потому как более всего я боюсь дать дурной совет или не исполнить должным образом свой пастырский долг. Я, право, ощущаю себя новым Ноем, потому как это более всего и напоминает ковчег — если не на плаву, то уж при постройке точно. Начну с главного — Немайн стала той, кем хотела, и мне довелось принять в сем участие, достойное более высокого представителя святой Церкви…»

Отец Адриан отложил стило. Следовало поскорее закончить письмо и лечь спать, но как описать то, чему он оказался свидетелем? Впрочем, за невеселую мысль разом зацепилась озорная: захотелось посчитать, а у кого еще такие же проблемы? И не только с письмами, а и просто рассказами — родне, знакомым, случайным людям? Поди-ка, у всей небольшой страны, потихоньку привыкающей к новому имени: Глентуи, «Берег Туи» в легком искажении. Вариант «Неметонион» отвергла сида. Уже одно это вызывало у его новой паствы легкое недоумение. Кто и где видел скромную сиду? Не приличную, не стыдливую, а именно скромную? Пусть даже и крещеную.

Августина словно задалась целью заинтриговать любознательных подданных до крайнего предела.

Когда вернулся из города Ивор, они вскоре ждали и сиду. Но прошла неделя, прежде чем вниз по реке спустился корабль. Хорошо знакомый дромон. Тот, что ходил по торговым делам последние лет пять — и вот сейчас застрял на Туи под конец морской навигации. В том, что боевой корабль подрабатывает, гоняя по чужой реке, грузопассажирским извозом, ничего странного не было. Команда у галеры — каторги, как их называют греки — большая, и любой приработок во время вынужденного простоя полезен.

К уговоренному сроку все было готово, и небольшая процессия направилась к облюбованному Ивором местечку для «возведения». Многие народы называли такой ритуал коронацией — но как раз корона как символ высшей власти не прижилась ни в Камбрии, ни в Ирландии. Тем более что на этот раз в должность перед Богом и народом вступала не королева… Всего лишь Хранительница правды. Зато какая! Как только упали первые важные слова, сида из непоседливой резвуньи превратилась в ледяную владычицу, и камбрийцы рассмотрели в ней кровь Дон, а епископ — Ираклиеву. Ни лишнего слова, ни шага, ни жеста, ни вздоха. Аж оторопь берет. А еще опаска — вдруг не оттает, такой и останется? Дурного в том не видится — а вот не хочется, и все!

А погода, как назло, выдалась мерзкой даже для ноября — все вокруг напоено мерзлотной влагой. Машут красными, словно от мороза, голыми ветками деревья. Злое серое небо, висящий в воздухе дождь, колючий ветер с гор. И это не беда, если на тебе три теплых платья, плащ с капюшоном и добрые походные сапоги. А не одна рубашка, и та оставленная из почтения к девической стыдливости, да башмак на левой ноге. Церемониальный. По сути, бархатный носок. Который мгновенно промок в сырой траве, и ногу не греет, а, напротив, тянет из нее тепло. Вторую-то ногу, устроившуюся в выбитом в камне следе, камень, поди-ка, меньше грабит… Будущая владычица ощущает себя треснувшим горшком. Холод не чувствуется, но каждая жилка и клеточка напоминают о том, как быстро тают запасы тепла в организме! А значит, о том, что нужно двигаться, искать еду, крутить ушами… Да хоть на месте приплясывать, но делать что-нибудь!

Немайн попыталась отвлечься от сырой стужи. Стала искать интересное. Нашла: вырубленный в камне отпечаток точно совпадал с размером и формой ее ноги. По рядам свидетелей уже бегут шепотки: мол, камень подстроился. Знак, не иначе. Им также тихо — но слышно — отвечают. Что под сиду камень и должен подстроиться, да и земля вокруг в общем-то сидовская.

Местный старейшина — Ивор, кажется, — настолько старательно изображает невозмутимость, что оставалось заподозрить: мерку с обуви Немайн сняли по его почину. Найти же мастера-камнереза, такого, чтоб молчал о подробностях, — несложно. И само ремесло неговорливое, и поверье есть, что за разглашенную услугу сиды не благодарят.