Книга Военные трофеи - Алан Дин Фостер

Время проходило бесцельно. Когда болезненная опухоль на ноге окончательно спала, она встала и приблизилась к массивному стволу. Из-за него ей было видно, как медленно удаляются фигурки массудов и людей. Зажав записывающее устройство в клюве, который можно было поднять выше, чем чувствительные кончики крыльев, она до упора вытянула шею и уставилась за мшистый барьер, делая плавную панораму слева направо. Ее подталкивало острое возбуждение. Именно ради этого она сюда и прилетела, именно это она и мечтала увидеть и запечатлеть. Любой другой с Вейса давно бы уже упал без чувств. Подготовленная к происходящему лучше, чем кто бы то ни было из ее соплеменников до или после нее, она была исполнена решимости ни мгновения не потратить впустую. Со всяким психологическим уроном можно будет разобраться позже. А пока она держится – спасибо масштабной подготовке и изучению. «И не все так ужасно, – подумала она. – Другие из моего рода при должной подготовке тоже смогли бы.»

Она ощутила какое-то движение у основания корней поваленного дерева и тут же вобрала голову в плечи. Женщина Умеки испытала бы облегчение и, вероятно, удивление, увидь она, как правильно ведет себя в ее отсутствие ее подопечная.

Но из-за основания дерева появилась отнюдь не Умеки. Пышный оранжевый мех, обрамляющий короткую шею, был тщательно выкрашен в зеленые защитные тона. Шея же росла из трубчатого, похожего на бак торса – обрубленного, некрасивого, немногим по размеру превосходящему ее, – который был забран в гибкий, землистого оттенка коричневый панцирь. Сверху росли конечности с двумя суставами. На каждой было по четыре пальца, и все они были заняты манипуляциями с длинным, узкоствольным оружием незнакомого происхождения и неизвестных возможностей. Мазвек приближался на широких, растопыренных лапах, каждый палец которых был отдельно обут и защищен. Обнаженный череп его был маленький и круглый. Клоки травленой шерсти полосами сбегали с его макушки в направлении более густого покрова на вороте. Из-за узкой вытянутой морды, полной сокрушительных зубов, глядели яркие зеленые глаза, нацеленные на нее.

Пасть в нижней части морды отворилась, раздался скрипучий рык, и чужак нацелил на нее свое оружие. Выглядело оно не очень внушительно: скопление каких-то металлических трубочек, понатыканных на пластмассовом шаре. Один из пальцев чужака потянулся к тому, что было, очевидно, спусковым механизмом.

Плохо соотнося это с происходящим, она вдруг поняла, что события выходят за рамки научных дискуссий, и онемела. Она подумала обо всех докладах, которые ей не суждено будет написать, о чудесных лекциях, прочитать которые ей уже не доведется. Остается надеяться, что записи ее сохранятся и вдохновят других, менее безрассудных ученых, которые снискают себе славу диссертациями, написанными на добытом ею материале.

«Вот сейчас я умру жестокой и противоестественной смертью от рук другого разумного существа, и единственное, о чем я способна думать, – это мое дело, – поймала она себя на мысли. – Ученый он и при смерти – ученый.» Ее всю заколотило.

Будто гора обрушилась сзади на мазвека в тот самый момент, когда оружие нападавшего издало несоразмерно тихое «хлоп!». Что-то сверхзвуковое прожужжало у нее над ухом и раскрошило край камня, о который она опиралась. Последовала небольшая пауза, а за ней серия в полдюжины разрывчиков, рвавших в клочья крепкий гранит, когда заряд распался на отдельные поражающие осколки. Взрывной волной ее бросило на колени.

Она подняла голову, страшась того, что может увидеть, и все же не в силах противиться этому желанию. Инстинктивно зажатый в клюве рекордер продолжал монотонно гудеть.

Человек навалился на ее обидчика сзади как раз в тот момент, когда последний собрался покончить с ее неудавшейся жизнью. Человек этот был гораздо крупнее, несопоставимо крупнее Умеки. Это был огромный самец – его могучие мускулы зримо проступали сквозь доспехи. Она была рада, что не видит его лица, потому что благодаря обширному изучению знала, какие гримасы его, судя по всему, искажают.

Мазвек издал отчаянный скрип, пытаясь повернуть оружие на человека. Но прежде чем дуло длинного ружья успело совершить хотя бы пол-оборота, раздался характерный отчетливый хруст. Человек разомкнул свои толстые пальцы, и враг рухнул на землю, не будучи более мыслящим и дышащим существом. Одно простое, молниеносное, немыслимо первобытное движение превратило его в груду мяса со сломанной шеей. Для верности человек поднял мазвека за обмякшие ноги и с размаху размозжил ему голову о замшелое бревно. Лалелеланг заморгала. Потом выплюнула рекордер и добавила к нему содержимое своего желудка. Тяжело, но ровно дыша, всасывая и выталкивая воздух несоразмерно огромными легкими, массивный человек стоял над трупом ее потенциального убийцы. Потом распрямился и обернулся к ней, нависнув, как башня. Самец был по меньшей мере в четыре раза ее тяжелей, он целиком был затянут в легкую, меняющую цвет защитную форму-хамелеон, голова его была прикрыта шлемом с забралом более сложной конструкции, чем тот, который был на Умеки. На спине его висело ружье размером с небольшую полевую артиллерийскую установку, а на широкой груди висела куча непонятных ей приспособлений. На каждом бедре торчало по кобуре с пистолетом. Рука в краге поднялась и сдвинула забрало; впервые она увидела неприкрытое лицо самца человека. По нему сбегали струйки пота, и одна – крови. Ни мех, ни перья не прикрывали голую кожу, ни разноцветной чешуйки, отразившей бы рассеянный лесной свет. Все еще сражаясь с рвотными позывами, она нащупала рекордер.

А самец дружелюбно прорычал:

– Черт меня возьми… вот так канарейка!

Глава 4

Не имея, очевидно, ни малейшего представления о тонкостях дипломатии, он шагнул в ее сторону.

– Да какого черта ты тут забыла, а?

Вся сотрясаясь, она попыталась попятиться. Ноги подломились, и она рухнула, превратившись в дрожащую кучку, глаза смотрели в никуда, ноги судорожно сучили по земле.

Человек замер.

– Эй, да спокойно ты! Я же не думал… – Молниеносным движением он сорвал с плеча ружье, распластался на земле и прицелился в еще одну движущуюся фигуру, возникшую в поле зрения. Пролежав с секунду, он снова расслабился и встал.

Умеки, оценив состояние своей подопечной, вскинула забрало и гневно взглянула на куда более крупного самца.

– Эй, ты, черт! Что здесь такое? Ты что сделал?

– Спас жизнь этой пташке, лейтенант, – проворчал солдат и отступил в сторону, чтобы Умеки стало видно мертвого мазвека.

– Будем надеяться, что у нее нет серьезной эмоциональной травмы. – Она озабоченно склонилась над распростертой птицей, приподняла кустарное забрало. – Знаешь, как эти вейсы чувствительны?

– Кто, я? – Солдат вытянул шею, чтобы получше рассмотреть распластанную по земле чужую форму жизни. – Да я ж пехота, лейтенант. Я этих канареек в жизни не видел… живьем. А что в них такого, а? «Одни перья да развлечения» – это я в справочнике читал. Но все равно, союзник есть союзник.

– Твою форму, скорее всего, изготовили на одной из их планет, – раздался голос Умеки. – Вот вшивота-то. Думала, благодарность объявят. Ведь не хотела браться. Вейса – и на передовую! Так и знала, что какая-нибудь дрянь случится. – Она нежно приподняла на ладони обмякшую, невидящую голову птицы. – А говорила, что подготовлена, что справится. Отдаленный взрыв заставил рядового поднять голову и обернуться. Он нервно затеребил курок.