Книга Темный мир - Андрей Лазарчук

Дед вышел из-за угла, потягиваясь.

— Ну что, студент? — улыбнулся; я вдруг увидел,что зубы у него ровные, белые и явно свои. — Сборол свою задачу?

— Не знаю, — сказал я. — Вернее, не понимаю.Как они вдвоем со всем этим справляются? А зимой?

— А ты Аринку сам спроси, авось расскажет… — Онусмехнулся. — Хозяйство-то ей в наследство досталось, она как раз с пузомходила, когда тут… Не, не буду я, пусть сама. А то нашлет немоту, знаю ее. Онатак-то не злая, сочувствие имеет, но раздражительная. Прямо как русская. Да онанемножко русская и есть чего скрывать-то. Мать у нее настоящая ведьма была,поморка… Не, сам все спрашивай, все дознавай, а я пойду карбюратор продую.Часов в девять обратно поплывем. Девкам скажи да парню этому чудному…

Но Ирина Тойвовна как-то так красиво и искусно обошла моюпросьбу об интервью, что я долго был уверен, что интервью взял. Видимо, мнепередался восторг филологов, которые в тот момент походили на кошаков,забравшихся в ведро сметаны. Они даже не разговаривали, а только часто дышали…

Однако наступило время телесного ужина. Был он по-деревенскискромен: окрошечка с крутым яйцом и жаренная в муке хрустящая красноперка. Покахозяйка возилась со сковородкой, я в порядке приобщения к маткультуре решилнаварить картошки. Поначалу я не мог приспособиться к печи, ладилось не очень,и я — пожалуй, просто чтобы привести нервы в порядок — принялся бубнить себепод нос всякие нескладушки. Я так часто делаю, смысла в них особого нет,главное с ритма не сбиваться. А тогда почему-то вполне толково получилось,кусками даже запомнилось:

Печь истопим мы без спешки

Жар ровнее подгадаем

В чугунок воды студеной

Мы нальем, чтоб закипела

Дочиста отмоем шкуру

А срезать ее не будем

Высыплем картошку в воду

Выждем столько, сколько нужно

Ложка масла, ложка соли

Добрый чугунок картохи

И не то чтоб ранний завтрак

Также и не ужин поздний

А как раз в обед поспеет

Вовремя, что очень важно

Интересная вещь: я чувствовал, что Ирина Тойвовна на менядаже не смотрит. Но явно заценила. По-взрослому так. Хотя не исключено, что наее доброжелательность повлияла полукилограммовая пачка масла, бережнопривезенная мной из Питера и врученная после знакомства с глазу на глаз. Нехотел, чтобы ребята думали, мол, выпендриваюсь. Ну не просекли они фишку, а япросек: мой подарок был стоящий, а открытки с видами города и магнит нахолодильник (Вика постаралась, а Артур недосмотрел) я аккуратно оставил восновном лагере.

И, кроме шуток, я действительно успел вовремя. Широкаятарелка с рыбой и здоровенный чугун с вареной картошкой пришли на стол ноздря вноздрю, словно мы заранее сговорились. И только после этого Ирина Тойвовнапоглядела мне в глаза и уважительно прижала пальцы к губам.

— А почему Лили нет? — тихонько спросил я хозяйку.

— Она не любит есть за столом, — так же тихонькоответила она. — У нее своя компания.

И тут пришел дед. Он сказал, что либо мы прямо сейчаспобежим домой на веслах, либо уж заночуем и завтра побежим на моторе — потомучто ремонт потребует времени.

Филологи почему-то посмотрели на меня. Типа, раз уж тызанимаешься материальной культурой, значит, должен лучше ориентироваться вматериальном мире. Не то что мы, вольные дети эфира…

— А как с погодой? — спросил я деда.

Тот развел руками.

— Ветер будет несильный, но встречный, — сказалаИрина Тойвовна. — На веслах намашетесь. Давайте лучше почаевничаем — и вбаню. Протопишь, Петрович?

(Кстати, я догадался, почему Ладислав Каренович распознал вомне старшего и опытного. По ботинкам. На мне были старые солдатские берцы, а наостальных — кроссовки или резиновые полусапожки. Все элементарно, когдаприсмотришься.)

К чаю снова был мед, на этот раз не выкачанный, а сотовый —и тот запах, который беспокоил меня на пасеке, стал более отчетливым. Я пыталсяопределить его, но так и не смог. Дым? Скорее да, дым, но не древесный, и недым тлеющей соломы… торф? Потом мне показалось, что это запах разрытой земли,но как сотовый мед может пахнуть разрытой землей?

В общем, я решил, что пусть это будет торф.

В баньке могло поместиться одновременно только двое, поэтомураспределились так: первыми, в самый жар, идем мы с Омаром, потом в жар помягчеидут девушки, а замыкают цикл хозяйка и дед.

Я почему-то с самого начала подумал, что карбюраторзасорился не случайно…

Баню явно построили совсем недавно — то ли старая сгорела,то ли чем-то не устраивала хозяйку. Стояла она на самом берегу, и прямо измыльни можно было сигать в водичку. Мне показалось, что там совсеммелко, — но это был лишь обман зрения.

В предбаннике горела синяя китайская лампочка, которая днемзаряжается от солнца, а в мыльне и парилке свет был только от окошек размером влист А4. Впрочем, глаза быстро привыкли…

Ладили баньку с любовью и для себя. Доски подогнаны изаглажены-зашлифованы до ласкающей кожу округлости. Поначалу я сторожилсязаноз, а потом понял, что здесь можно хоть твист босиком выплясывать, хотьбрейк-дансом заниматься (если ноги подожмешь, чтобы в потолок не воткнуться).Ни ступням, ни лысине ничто не грозит. Сам я брейк не понимаю, но когда наголове юлой вертятся — это впечатляет. Про твист, если честно, я знаю ещеменьше: в каком-то старом фильме толстый смешной Евгений Моргунов тушилсигаретные окурочки то левой, то правой ногой, а потом грациозно (при еготуше!) завертелся на обоих носках одновременно и пошел собирать деньги. Этобыли курсы по обучению твисту.

А вы заметили, что мне все время хочется говорить не просущественное, а про сопутствующее — что к слову подумалось, вспомнилось,пришлось? Я, когда это засек, сильно раздражался поначалу. Потом понял, чтонеспроста. Потом пользоваться начал. Из всякой фигни, которая никакогоотношения к делу не имела, я выкрутил, откуда лезли ассоциации, а уже из этогонавспоминал другой фигни, и вот ее я именно видел, в том или ином качестве.Почему сейчас об этом вспомнил? Откуда твист с брейк-дансом — пока я деревянныеплахи-то с восхищением оглаживал, разглядел, что вдоль всех четырех стенпарилки, в том месте, где в наших квартирах плинтус, выжжен простенькийзначочек: перевернутая свастика. На всякий случай поясняю: к фашистам этоникакого отношения не имеет, символ — один из древнейших в мире, используетсяисключительно на пользу, и я бы не удивился, если бы весь ведьмачий дом был имрасписан заместо обоев. А вот так, чтобы на стенках в бане, да еще у самого пола, —это странность. И когда я в эту странность вгляделся, в очень похожие, но неодинаковые значки, каждый выжжен не клеймом, а от руки и через неравныепромежутки, самую малость неравные, меня вдруг повело, закружило, черныекаракули сдвинулись с места и в один удар сердца понеслись в хороводе…