Книга На то они и выродки - Наталья Резанова

Так что оставались горожанки. Без претензий. Упаси нас Бората от актрисулек и певичек. Официантки, парикмахерши, продавщицы, машинистки. Старшеклассницы тоже сойдут, если вполне созрели. Девственности он не требовал. Особой красоты — тоже. Достаточно, чтоб девица была здорова и опрятна, имела приличную фигуру и миловидное лицо.

Разумеется, гоняться за девками по городу времени у него не было, да и не в его возрасте и звании делать это самому. Волдырь препоручил это тем из парней, у кого был верный глаз и хорошо подвешенный язык. Найти подходящую особь, навешать дуре лапши на уши, что таким образом она может послужить отечеству и выполнить особо важное поручение Неизвестных Отцов… дело вроде бы несложное, да и девицы нынешние обработаны для того, чтоб в это верить, но тоже ведь надо уметь, чтоб не привлекать лишнего внимания. Здесь главное даже не в том, чтоб девицу не напугать — она, если напугается, даже лучше в употреблении, — а чтоб поганцы из контрразведки или военного Департамента на хвост не сели.

Он нажал кнопку селекторного вызова.

— Петшу мне.

— Слушаю, шеф, — отозвался голос.

Петшу не гигант мысли, но с бабами разговаривать умеет. Они на таких ведутся — глаза с поволокой, усы, улыбочка. Зубы вот только немного подкачали — кривые.

— У тебя сегодня есть кто?

— Есть, — радостно сообщил Петшу, — вот как чувствовал дядя, привез. Ждет вызова. Маникюрша из салона на Третьей линии, легенду втер обычную…

— Проверил?

— Обижаете, дядя! — Здесь на «дядю» Волдырь не реагировал, дома же, не в Департаменте.

Под «проверкой» разумел Волдырь наведение справок о девице на предмет криминального прошлого или связей с конкурирующими ведомствами. Никак не то, чтоб Петшу или любой другой, кому поручалась ловля, опробовал девицу в постели на предмет качества продукта. После — это да, это можно. Но никак не вперед старшего в семье и по званию. Нарушает субординацию.

То, что девка оказалась маникюршей, несколько смущало. Это уже близко к певичкам-актрискам, каковые ему были нужны как дохлой собаке кость. С другой стороны, хорошо, что не малолетка и не студентка. Не придется водить лишние разговоры, показывать островные гравюры… Нету сегодня на это ни сил, ни времени, пусть сама поработает. В конечном счете стандартная легенда не врет. Все эти девки трудятся на благо отечества. Ибо разве мы, Творцы, и отечество — не едины?

— Давай ее в спальню.

Он встал, глянул на часы. После девки останется три часа на сон как минимум. Это хорошо. А потом, перед выездом в Департамент, утренний сеанс — и об этом лучше не думать. Если бы быдло знало, на какие пытки мы идем ради его благоденствия, какой ужас приняли на себя добровольно. Но сказал не думать — значит не думать. Сейчас есть другое занятие.

За двадцать четыре года до событий.

Первым врагом, которого убил на фронте прапорщик Тоху, был не конфедерат, не республиканец и даже не островитянин. Это был коренной уроженец метрополии, более того, офицер имперской армии. И все равно он был враг.

Впрочем, между этим выстрелом и днем, когда философский факультет закрылся, а всех годных к строевой службе армия приняла в свои ряды в звании вольноопределяющихся, прошло около года.

Тоху впоследствии с горькой усмешкой вспоминал слова своего случайного знакомца о том, что лучших людей в имперском обществе можно найти только в армии. Как же! У штурм-коммандера при определенном жизненном и боевом опыте оказался идеализированный взгляд на некоторые вещи. А может, в штурмовой авиации действительно кадры были получше. Но Керем Тоху со своим неоконченным высшим гуманитарным туда не попал. А попал он в пехоту — туда, где, согласно статистическим выкладкам, был самый высокий процент потерь. За исключением штурмовой авиации, если верить тому же графу Цурумия.

Прежде таких, как Тоху, не призывали. Учеба в университете давала отсрочку, а диплом — полное освобождение. Вдобавок был он косолап и имел перебор по весу. Но он не надеялся, что все это вместе взятое, без денег и связей, хоть сколько-нибудь поможет, — и правильно сделал. Ничем заразным не болел? — заявили в медкомиссии. — Зрение стопроцентное? Так ступай и послужи императору. Лучше добровольно, как волонтер, а не как обычный рядовой.

Правда, ему, можно сказать, повезло. Ту часть, куда попал вольноопределяющийся Тоху, в отличие от батальона, сформированного из сотрудников Академии наук, кинули не непосредственно на передовую, а на укрепление «линии герцога Вардисарана». Этот выдающийся стратег и тактик времен прошлого царствования настоял на создании цепи заградительных валов между побережьем и южной границей. Атака с юга была технически невозможна, джунгли и пустыни создавали естественный заслон, но герцогу удалось убедить тогдашний генштаб в том, что предполагаемый противник, высадив десант с моря, может этот заслон обойти.

Теперь предполагаемый противник вполне мог обрести имя. И хоть вслух оно не называлось, вероятно, многие в армии молились Мировому Свету, чтоб Островная Империя подольше сохраняла нейтралитет. И кто-то из командования решил перестраховаться и направил воинские части к линии Вардисарана, благо при постройке была протянута железная дорога и проложено шоссе.

Вольноопределяющиеся, то есть добровольцы с высшим и неоконченным высшим образованием, де-юре имели некоторое преимущество перед обычными рядовыми. Например, они имели право жить на частных квартирах, а не в казармах, питаться за свой счет, а не из общего котла, по прошествии года могли сдать экзамен на младший офицерский чин, а отличившиеся в боевых действиях были первыми среди рядового состава в очереди на получение наград. Де-факто эти преимущества оборачивались полным пшиком. На какие такие средства, кроме казенных, Керем Тоху мог жить и питаться, особливо когда полк на марше? Что до боевых действий, то на сей счет он не обольщался еще до того, как покинул столичный округ, и опять же совершенно правильно сделал.

Вообще-то жизнь солдатская сама по себе оказалась не так уж страшна. Да, над ним смеялись за то, что толстый и неуклюжий. В недобрый час могли ткнуть в нос пандейским происхождением, иногда в прямом смысле слова. Но в целом солдаты оказались лучше, чем те парни с окраины, которые били его ни за что. Даже если среди них были те же самые парни. Теперь они знали — их согнали в вагон и везут куда-то далеко непонятно зачем. А этот толстый парень, хоть и образованный, не корчит из себя шибко грамотного, а может помочь — объяснить, куда и зачем дорога тянется и чего такого господин поручик изволил приказать, и письмо мамаше в деревню ему продиктовать можно. Хамство вахмистров, подгорелая каша и общие сортиры были отвратны, но с этим можно было свыкнуться. Между нами говоря, он и раньше-то жил не в княжеских условиях, несмотря на княжескую кровь. После смерти отца крохотной государственной пенсии едва хватало на арендную плату за дом, где они жили с матерью и братьями. Они бы голодали, если бы пандейская родня не подбрасывала помощь — иногда деньгами, чаще натурой, в основном продуктовыми посылками. Немного легче стало, когда мать умерла, а братьев разобрали бабки и тетки. Но тут он как раз уехал учиться, а общага в университете… жизнь там, конечно, вольная, но по части комфорта от той же казармы ничем не отличается. Нет, избалован он не был. А княжеским происхождением хватало ума в солдатском вагоне не хвастаться. Да и было бы чем хвастаться, говорил он себе под мерный стук колес, — князь наш Паацудварра, конечно, великий герой и пример всем подрастающим поколениям, но в чем его героизм заключается? В том, что был наголову разбит северянами, свалил в горы, прикрывшись трупами жен и детей, и там с верной дружиною отсиделся, пока не подошли имперцы?