Книга Роккаматио из Хельсинки - Янн Мартел

Пол ничего не ест. Иногда пососет ледяной кубик. Сдуру являюсь к нему, грызя плитку шоколада. Пол смотрит мне в рот. Он не голоден. Его подначивает память о шоколаде. Знаю: хоть крошку съест, его вырвет. Но этот взгляд! Отщипнув крохотную чешуйку в карамельной глазури, кладу ее на его язык, обложенный белым налетом. Пол втягивает язык в рот. Проходит пара секунд. Представляю, как тающая чешуйка отдает свою сладость. Вдруг Пол пыхтит и разевает рот — тошнит! Пальцем сбрасываю треклятую кроху. Другой палец окунаю в стакан с подкисленной лимоном водой и смачиваю Полу язык. Друг мой зажмурился, балансируя между изнеможением и мучительной тошнотой. Жду. Он открывает глаза. Полегчало. Улыбаюсь.

— Зато кариеса не будет, — шучу я.

Пол выдавливает улыбку:

— И прыщей.

Он в хорошем настроении. Я приготовил два рассказа. Выбираю тот, что получше. Джорджио Роккаматио участвует в национальном конкурсе школьных дискуссионных клубов. Он побеждает в дебатах «Полезно ли телевидение для демократии» и получает премию Кекконена, которую ему вручает сам президент Койвисто.

1953 — Даг Хаммарскьолд избран Генеральным секретарем ООН.

Переливание крови тянется долго, но встряхивает организм. Полу легче.

Потом начинается кровавая рвота.

— Внутреннее кровоизлияние, — говорит медсестра.

Все смотрю и смотрю. Не могу прикрыть веки или отвести взгляд. Простыня, руки Пола измазаны кровью и бесцветной жижицей. Руки сестры в полупрозрачных резиновых перчатках ужасно белы. Вдруг накатывает страх перед кровью и самим Полом. «Я сейчас», — бормочу я и выскакиваю из палаты. Запираюсь в туалете. Начинаю закатывать рукава, но, передумав, снимаю рубашку. В дверь стучат. «Занято… тут никого…» — растерянно сиплю я. Обильно намыливаю руки и лицо, моюсь горячей водой. Подношу ладони к лицу и разглядываю каждый квадратный миллиметр кожи, выискивая хоть малейшую ранку, порез или ссадину. Потом возвращаюсь в палату.

— Внутри… (долгая пауза) …жжет… — шепчет Пол.

Выражая сочувствие, легонько похлопываю его по груди, укрытой простыней. По правде, я заставляю себя к нему прикоснуться. Дома в сотый, а то и в тысячный раз читаю о том, что нет ни одного случая заражения через бытовые контакты.

1954 — Опубликован роман Уильяма Голдинга «Повелитель мух». Группа детей очутилась на необитаемом острове. Поначалу они держатся вместе и действуют на общее благо. Однако вскоре почти все перерождаются в дикарей и убийц. Джек правит бал.

Я тут думал… Только чтоб не на больничной койке, это уж точно. Лучше уж в лепешку под скрежет металла и звон стекла, чем в постели под тихий скулеж. Лучше вдруг, без прощаний. Лучше пуля, чем угасанье. Только не на койке, не на койке…

1955 — Киноактер Джеймс Дин погибает в автокатастрофе.

Боль. Вдруг, ниоткуда. Только что все было спокойно, и вот его уже скрутило. Я бессилен, могу лишь смотреть и ждать.

— Б-больно… — стонет Пол, впившись в меня взглядом. (Что? Где?) Он висит над пропастью. Наши взгляды — точно сцепленные руки. Если сморгну, он рухнет и вдребезги разобьется. Гляжу не моргая.

1956 — Советский Союз вторгается в Венгрию, дабы приструнить ослушницу, не пожелавшую маршировать под барабанную дробь коммунистического тоталитаризма. Стране нанесен серьезный урон, двести тысяч беженцев устремляются на Запад.

Пол дремлет. По крайней мере глаза его закрыты. В палате тихо, слышно лишь его дыхание. Сижу неподвижно, скрестив руки и ноги. Хочется заорать.

Проснулся. Блекло улыбаюсь:

— Привет.

Нынче он хочет поговорить о Боге.

— Ты веришь в Бога? — шепчет Пол.

Я слышу тон его вопроса.

— Да, верю.

Молчание. Потом куцый отклик:

— Наверное, я тоже.

Что-то похожее на вздох облегчения. Лоб в испарине. Пол сглатывает и прикрывает глаза. Все наши былые атеистические дискуссии забыты.

— Верю, что Бог всюду, во всяком веществе и всяком проявлении жизни, — добавляю я.

— Я тоже.

— Он с нами ежесекундно и никогда нас не оставит.

— Да.

— Он всех нас любит.

Пол сглатывает и засыпает.

1957 — В Каире Герберт Норманн, канадский посол в Египте и выдающийся японовед, совершает самоубийство, бросившись с крыши жилого дома. Это произошло после того, как в Конгрессе США поднялась новая клеветническая волна обвинений в том, что он коммунист. К списку своих жертв маккартизм добавил еще одного канадца.

Заглядываю в контору больничного попа. Извещаю секретаршу, что больной из палаты такой-то крыла такого-то буквально бредит по́пами, виноват, попа́ми, и хорошо бы его навестить. Хочу еще добавить, что иначе пациент увлечется чтением сектантских журналов (а нам это надо?), но сдерживаюсь и лишь уточняю время визитов попа, чтобы, не дай бог, с ним не столкнуться.

— Почему я перестал есть? — спрашивает Пол. — Мне бы лекарство, вызывающее голод, а? Меня нужно кормить, правда?

Он засыпает, не дождавшись моего ответа. Подле кровати тарелка с нетронутой едой.

1958 — Под давлением советских властей Борис Пастернак отказывается от Нобелевской премии по литературе.

Эта болезнь… От него ничего не осталось. Акулы бы так не обглодали. Огонь бы так не изуродовал. Ничего подобного скачку в вечность. Лишь безжалостное угасание. Под плоским одеялом будто никого нет. Он весит семьдесят восемь фунтов и все еще теряет вес. Уже не ходит. Не контролирует мочевой пузырь и кишечник. Дышит, как паровоз. Лыс, как бильярдный шар. Болезнь превратила его в помойку, откуда несет тухлым мясом, заплесневелым сыром, прогорклым хлебом, однако ж из этой клоаки доносится и слабый дрожащий голос, окликающий меня по имени. Эта болезнь… Пусть бы Бог испытал ее на себе.

Его глаза в огромных черных окружьях. Его тело сплошь в разноцветных точках и струпьях — наследии анализов, инъекций, переливаний, капельниц и саркомы. Восковое полупрозрачное лицо расцвечено всеми оттенками синего, черного, бурого, красного, пурпурного, желтого и зеленого. Он похож на умирающую радугу. Хочется заорать: «Послушайте, доктор! У него жар, диарея, пневмония, саркома Капоши и куча иных непроизносимых недугов, с которым вы не можете справиться. Но хоть объясните, отчего он позеленел?!»

1959 — Рождаются первые жертвы талидомида — препарата, который в сорока с лишним странах был рекомендован беременным как средство от утренней тошноты. Вскоре обнаруживается, что он вызывает страшные уродства: младенцы рождаются с фокомелией («тюленьи конечности» — врожденная аномалия, при которой отсутствуют трубчатые кости рук и ног, отчего кисти и стопы расположены близко к туловищу, точно тюленьи ласты), без ушей, с дефектами глаз и пищеварительного тракта.