Книга Дочь пекаря - Сара Маккой

Гернакерштрассе, 19

24 декабря 1944 года

Начался снег. Тысячи переливающихся снежных веретенец тускло кренились к земле. Элси прислонилась спиной к стене. Мохнатые хлопья падали на лицо. От холода в голове прояснилось, и Элси, хоть и мерзла, все стояла в тишине переулка и смотрела, как мир превращается в сказочный маскарад. Грязные улицы запорошило белым. Темные деревья окаймил иней. Машины под сугробами – точно сахарные холмики. Она любила первый снег. Он все менял.

Ветер задувал под платье, ноги коченели, по спине бегали мурашки. Она обхватила себя руками. Кольцо леденило палец. Она сняла его и потерла, согревая в ладонях. Красивое кольцо, подаренное хорошим человеком, важный момент – а она почти ничего не чувствует. Элси крутила и крутила кольцо: рубины и бриллианты, красное и белое. Вот было бы оно просто подарком на Рождество, как платье и шампанское.

Она хотела было снова надеть кольцо и тут заметила внутри царапину – нет, не царапину, слишком четкая и ровная. Элси поднесла кольцо к свету из окна и прочитала надпись. Посвящение, почти стертое: «Ани ле-доди ве-доди ли». Иврит.

Волна жара прошла по телу. Грудь покрылась испариной. Она знала, что гестапо конфискует еврейские ценности, но никогда не думала о том, куда они деваются. Они просто исчезали вместе с владельцами.

Снег пошел сильнее. Хлопья отяжелели и кололи кожу ледяными иголками. Ветер жалил глаза. Она сморгнула слезы и пригляделась к кольцу. Чье-то обручальное кольцо. Ощущает ли неведомый палец его утрату?

Элси схватилась за накрытый одеялом деревянный ящик под балконом и вдыхала морозный воздух, пока сердце не успокоилось.

– Ты что здесь делаешь?

На заднем крыльце стоял Кремер.

Элси надела кольцо.

– Там такая жара. Мне, кажется, стало дурно от шампанского. Сейчас лучше. – Она потянулась к двери, но Кремер заступил дорогу.

– Посмотри на себя, ты трясешься. Сколько ты здесь проторчала? – Его жесткие пальцы поскребли ей плечо.

– Мне нужно внутрь, – сказала Элси.

– Кто-то должен тебя согреть. – Она не успела отпрянуть: Кремер притянул ее к себе, под пальто. Изо рта у него воняло сосисками и красным вином.

– Майор Кремер, пожалуйста, не надо… – Элси попыталась освободить руки, но они закоченели и плохо слушались.

– Ты пахнешь как булочникова дочка. – Он склонился ближе. – А на вкус ты тоже булочникова дочка? – Он поцеловал ее в шею.

– Пусти! Хватит!

Кремер закрыл ей рот рукой.

– Цыц! – приказал он. – Ни звука мне, – прохрипел он прямо ей в ухо и расстегнул кобуру. – Если шпионка пытается соблазнить офицера, то за ее расстрел – награда. – Крепко держа ее одной рукой, другой он задрал ей юбку и облапал бедро.

– Грязная свинья! Не смей! – Она пнула его и вырвалась. – Я не шпионка! – Она плюнула ему в лицо.

Он влепил ей пощечину, так что она крутанулась на месте.

– Такая прелестная фройляйн и такая злая. – Он толкнул ее на ящик и заломил руки. – Не хочу делать больно. – Он нащупал пряжку ремня.

– Скотина! – закричала Элси. – Все расскажу Йозефу!

Кремер улыбнулся:

– Думаешь, он тебя захочет, когда узнает, что ты меня соблазнила? – Он задрал ей шифон и расстегнул штаны. – Да еще и в такую святую ночь?

– Пожалуйста… – Элси запаниковала. – Я никогда…

Он прижался к ней горячими, шершавыми бедрами; жесткая ткань мундира терлась о блестки шифона, царапая кожу.

– Кому они поверят? Распутной шлюхе или офицеру Третьего рейха?

– Умоляю вас! – завопила она.

Кремер еще сильнее скрутил ей руки и поудобнее утвердился на земле.

И вдруг что-то пронзительно заверещало – сирена, что ли? Кремер выпустил Элси. Та упала. Грязные следы Кремера испещрило нежными снежинками. Дикий вопль продолжался.

Кремер застегнул штаны и вынул пистолет. Тыкал дулом туда-сюда, пока не нашел источник звука – деревянный ящик. Кремер сдернул одеяло.

В ящике сидел еврейский мальчик, завернувшись в одеяло с головой, как рождественская статуэтка. Это он кричал.

– Тихо! – приказал Кремер и постучал железной рукоятью пистолета по доскам.

Голос мальчика не дрогнул.

– Дьявол жидовский. – Кремер взвел курок.

Элси поползла к двери и наткнулась на сапоги Йозефа.

– Элси! – Он поднял ее на ноги. – Что происходит?

Кремер вытянул руку. Блестящий ствол уперся мальчику в голову.

Элси ткнулась лицом в жесткое плечо Йозефа. – Гюнтер, убери пистолет! – рявкнул Йозеф. Мальчик замолчал.

– Он жид. Отвозить его в лагерь – только время зря терять. – Палец Кремера шевельнулся на спусковом крючке.

Йозеф выбил у него пистолет, и пуля унеслась в темный снегопад.

– Это не в твоих полномочиях, – прорычал Йозеф.

Элси никогда не видела Йозефа таким. Ее тело сотрясалось от его ярости.

Йозеф поднял пистолет с запорошенной земли и опустошил обойму. Пули беззвучно выпали в сугроб. Йозеф направил пистолет Кремеру в лоб. Все молчали. Мокрый шифон затвердел и ледяной паутиной примерз к телу Элси. Во рту был вкус железа. Она пощупала – на пальце осталась кровь. Губа разбита изнутри. Элси пососала ранку.

Одеяло свалилось с головы мальчика, открыв бледный череп и залитые слезами щеки. Подбородок у него дрожал. Элси вспомнила племянника Юлиуса, которого видела всего раз в жизни. Когда Юлиус родился, они приехали к Гейзель в Штайнхёринг. Юлиус лежал в колыбели и требовал молока. Такой маленький, такой хрупкий – и огромные слезы. Еврейский мальчик был похож на Юлиуса. И Элси так же захотелось взять его и покачать.

– Йозеф, дружище, – сказал Кремер.

Йозеф прижал дуло к его лбу.

– И вызовет она всех на свой суд, всех властителей, что ныне попирают справедливость и закон… – Он ткнул Кремера сильнее и заговорил мерно, гипнотически: – Тех, что ввергли народ в нищету и разруху, а сами посреди бедствий отчизны дорожат не общественным благом, но лишь своей персоной. – Он убрал пистолет.

Дуло оставило на лбу Кремера круглый след.

Йозеф овладел собой.

– Тебе пора понять, в чем наши цели.

Он подал разряженный пистолет Кремеру, прокашлялся и поправил складки мундира.

– Там уже десерт подали. – Йозеф взял Элси под руку и распахнул дверь; в переулке послышались веселые скрипочки. – Идем, Гюнтер.

Кремер послушно поплелся следом.

Мальчик в клетке молчал. Элси хотела обернуться через плечо, в последний раз его увидеть, но побоялась, что превратится в соляной столп.