Книга Горячие деньги - Дик Фрэнсис

— Хорошо, — согласился я.

Теперь он столкнулся с неожиданным затруднением: как позвонить, не переставая держать меня под прицелом?

Заметив его растерянность, я предложил:

— Я могу подтвердить, что я — сын господина Пемброка. И, если хотите, открою чемодан, и вы убедитесь, что я ничего не украл.

Немного подумав, он кивнул:

— Стойте там, значит.

Я рассудил, что, если чем-нибудь испугаю его, в доме произойдет еще одно убийство. А потому очень медленно и осторожно открыл чемодан и выложил прямо на пол отцовское белье, пижаму и прочее. Затем я также медленно достал из кармана бумажник, нашел кредитную карточку и положил так, чтобы видно было имя владельца. Потом осторожно отступил назад на несколько шагов от этой «выставки», пока не уперся спиной в закрытую на замок парадную дверь.

Подозрительный пожилой садовник прошел вперед и исследовал разложенные вещи, опуская взгляд на какие-то доли секунды, и почти не выпускал меня из виду, не оставляя никакой возможности броситься на него.

— Здесь его паспорт, — обвиняющим тоном заявил он.

— Отец просил привезти его.

— Где он? — спросил садовник. — Куда он делся?

— Я должен встретиться с ним и передать паспорт. Где он сейчас, я не знаю. — Я помолчал, потом продолжил: — Я действительно его сын. Вы, должно быть, здесь недавно. Я не видел вас раньше.

— Два года, — он как будто оправдывался. — Я работаю здесь уже два года.

Похоже, старик неожиданно решил мне поверить и чуть ли не с извинениями опустил ружье.

— Я был уверен, что дом заперт, и тут увидел, как вы поднимаетесь по лестнице.

— Непорядок, — согласился я.

Он кивнул на вещи Малкольма:

— Вы их, наверное, уложите обратно.

Я так и сделал. Садовник все еще не спускал с меня глаз.

— Вы храбрый человек, раз решились прийти сюда, — сказал я. — Вы же думали, что я грабитель.

Он расправил плечи хорошо заученным движением:

— Я служил в армии, сэр, — потом расслабился и пожал плечами. — Сказать по правде, я собирался только тихонько позвонить в полицию, а тут вы как раз стали спускаться…

— А… ружье?

— Прихватил с собой на всякий случай. Я охочусь на кроликов… так что дробовик всегда под рукой.

Я кивнул. Наверное, это было его собственное ружье. У Малкольма никогда не было оружия, сколько я его помнил.

— Отец заплатил вам за эту неделю? — спросил я. Глаза садовника загорелись надеждой.

— Он заплатил в прошлую пятницу, как обычно. А утром в субботу позвонил мне домой и попросил забрать к себе собак. Присмотреть за ними, как я обычно делаю, когда хозяин в отъезде. Так я и сделал. Только он положил трубку прежде, чем я успел спросить, как долго его не будет.

Я достал чековую книжку и выписал чек на сумму, которую он назвал — его обычная плата за неделю. Как выяснилось, звали садовника Артур Белбрук. Я отдал ему чек и спросил, нет ли здесь еще кого-нибудь, кому отец не заплатил за работу.

Садовник покачал головой.

— Горничная ушла, еще когда госпожу Пемброк… э-э… убили. Сказала, что не останется здесь ни за какие коврижки. Эта картина все время стоит у нее перед глазами.

— А где именно госпожу Пемброк… э-э… убили?

— Я покажу, если хотите, — предложил он, пряча чек в карман. — Это за домом, в теплице.

Однако повел он меня не к старой, знакомой с детства теплице в дворике позади кухни, а в глубь сада, к ажурной восьмиугольной конструкции из сваренных стальных прутьев, выкрашенных в белый цвет. Сооружение с виду напоминало причудливую птичью клетку. Оно, вероятно, было задумано как уединенный летний домик-беседка в дальней части сада. Издалека внутри домика можно было разглядеть только огромное количество цветущей герани.

— Ну и ну… — только и сказал я.

— Эх… — Артур Белбрук выразил свое неодобрение одним вздохом и отворил застекленную металлическую дверцу.

— Эта теплица обошлась хозяину в целое состояние, — сообщил Белбрук. — И притом летом здесь слишком жарко. Такие условия может выдержать только герань. Госпожа Пемброк обожала герань.

На одной из подставок стоял плоский ящик со свежим компостом, почти полный. И без крышки, чтобы удобнее было набирать компост. Коробка с маленькими горшочками стояла рядом, в некоторых уже были посажены коротенькие черенки.

Я с отвращением смотрел на этот компост.

— Здесь это и случилось?

— Как раз здесь, — начал объяснять садовник. — Бедная леди. Никому не пожелаю такой смерти, каким бы ни был человек.

— Да, — согласился я. Внезапная догадка ошеломила меня. — Это ведь вы первым ее нашли?

— Я, как всегда, около четырех часов ушел домой. Но часов в семь вышел прогуляться и решил заглянуть сюда, проверить, все ли здесь в порядке после ее ухода. Понимаете, она развлекалась, играя в садовницу. Никогда не мыла за собой инструменты, бросала где попало — в этом роде. — Он посмотрел на дощатый пол, как будто снова видел здесь тело. — Леди лежала лицом вниз, и я перевернул ее. Она была мертвой, это точно. Кожа белая, как всегда, только вся в этих розовых пятнах. Они сказали, эти пятна из-за удушья, асфиксии. У нее в легких нашли куски навоза. Бедная леди!

Он несомненно был потрясен случившимся, но в его голосе отчетливо проскальзывали отзвуки многократных повторений рассказа, оттого сочувствие казалось немного наигранным.

— Спасибо, что показали, — поблагодарил я.

Он кивнул, и мы вышли из теплицы, плотно закрыв за собой дверь.

— Не думаю, что господину Пемброку очень нравилось это место, — неожиданно сказал он. — Прошлой весной, когда госпожа решила разводить цветы, хозяин сказал, что она может делать что угодно, только чтобы этой теплицы не было видно из дома. Иначе он не оплатит счет. Я, конечно, не собирался подслушивать, но так уж получилось. Понимаете, они ругались очень громко.

— Понимаю, — сказал я. — Ругань, хлопанье дверьми…

— У них было все в порядке, когда я только начинал здесь работать, — рассказывал Белбрук, — но потом я заметил, что она понемногу начинает на него давить. Ну, и пошло-поехало, сами видите. Я здесь целый день, с утра до вечера, и в доме, и на участке, так что все это у меня на глазах.

— Как это — понемногу давить? — осторожно спросил я.

Он косо глянул на меня, снова что-то заподозрив.

— Вы же сказали, что господин Пемброк — ваш отец. Вы должны были ее знать.

— Я не бывал здесь. Она мне не нравилась.

Он счел это объяснение вполне достаточным.

— Она могла быть сладкой, как патока… — Он помолчал, вспоминая. — Не знаю, как это лучше назвать — какой она была. Только вот в этом году, кроме обычных овощей для кухни, я посадил на маленьком участке особые сорта… вырастил их, так удачно… хотел послать на местную выставку. Стручковую фасоль, морковь и лук хороших сортов. Я неплохо в этом разбираюсь, понимаете? Ну, так вот. Они попались на глаза госпоже Пемброк за пару дней до того, как я собирался снимать урожай. В четверг, а выставка должна была открываться в субботу. «Какие огромные овощи!» — сказала она тогда, и я объяснил, что собираюсь в субботу послать их на выставку. Она посмотрела на меня так ласково, будто сиропом полила. «Ах, нет, Артур. Мы с господином Пемброком так любим овощи, вы же знаете! Мы приготовим их завтра на обед, а остальные заморозим. Ведь это наши овощи, Артур, не правда ли? Если вы хотите что-нибудь выращивать для выставки, делайте это на своем собственном участке в свободное от работы время». И выбранила меня. А когда я наутро пришел на работу, весь мой опытный участок был обобран — вся фасоль, морковка, лук. Ничего не осталось. Она все забрала. Все самое лучшее, сотни фунтов. Может, они и съели что-нибудь, только она ничего не замораживала. В понедельник я нашел свои овощи в мусорном баке.