Книга Богоматерь лесов - Дэвид Гутерсон

В конце концов Донни не выдержал. Он получил десять ударов ремнем по голому заду; десять — число символическое, его отец был приверженцем десятичной системы мер, — не слишком много, но и не мало, наказание, которое можно было вытерпеть, но которое было не простой формальностью, а причиняло настоящие страдания. Он видел, что отец сдерживается и все же стремится сделать ему больно, чтобы отбить у него желание лгать. Он бил его ремнем, который вытащил из собственных брюк; после экзекуции он заправил рубашку в брюки и вдел ремень на место. Наказывая сына, он без умолку кричал пронзительным, злым голосом: «Не лги, не смей лгать, никогда не смей мне лгать!»

Когда все было позади, отец опустился на стул и поправил ремень. «Послушай, — сказал он, помолчав, — я не хотел тебя наказывать. Хотя нет, беру свои слова назад. Я был вынужден наказать тебя, мне нужно было дать тебе урок, и наказание было единственным способом это сделать. Пластинка — это ерунда. Понятия добра и зла, Донни, — вот что важно. В конце концов, всегда можно купить новую пластинку. А теперь подтяни штаны и застегни ремень. И перестань хныкать, как девчонка».

«Не надо так говорить, — сказала мать Донни. — Мне это не по душе». «Придержи язык», — ответил отец.

Как-то летом они отправились на пароме на Аляску, и там на верхней палубе была девочка с рыжими волосами и рюкзаком; она расставила шезлонг, разложила на нем спальный мешок и всю дорогу читала Джона Мюира и грызла орешки. Пока корабль шел к Ситке, они с Донни вместе курили травку и совали руки друг другу под одежду. Юным любовникам приходилось нелегко, поскольку по вечерам пассажиры не торопились ложиться спать, надеясь увидеть северное сияние и любуясь незаходящим солнцем, а значит, не было ни темноты, ни возможности уединиться. Тем не менее они ухитрялись находить укромные уголки, где она прижималась к нему, совала ему в брюки холодную ладошку и жарко шептала на ухо что-нибудь вроде: «Люби ту, что рядом».

Тогда ему было шестнадцать. По дороге он заболел, и свидания пришлось прекратить, но в Ситке он снова увидел ее в Центре охраны дикой природы — там устроили специальную церемонию в честь выздоровления орла, которого предстояло выпустить на волю. «Как ты?» — спросила она. «Лучше, — ответил он. — Кажется, я тебя люблю». «А я тебя — нет. Что такое любовь? Ты перепутал любовь с похотью».

Оказавшись на свободе, орел пролетел пару сотен ярдов, уселся на сук и посмотрел назад. Некоторые туристы принялись аплодировать и подбадривать его криками, но в таком поведении было что-то неуместное, точно они пришли смотреть футбольный матч, и вскоре воцарилась тишина. Все стояли и ждали, что будет делать орел.

«Нет, я правда тебя люблю, — настаивал Донни. — Я понимаю разницу». «Нет мальчишки, который ее понимает, — отрезала рыжая девочка. — Не говори глупостей».

Соблазненный и покинутый, он бродил по парку, где проходил фестиваль камерной музыки. Она тоже оказалась там, но, когда он приблизился к ней, сказала: «Ты не для меня». — «Почему?» — «Ты чересчур впечатлительный». — «Что ты имеешь в виду?» — «Слишком нервный. Чересчур много думаешь. Не мой тип. Я приехала сюда не за духовными поисками. Я не желаю обсуждать, есть Бог или нет». «Извини, что испортил тебе каникулы», — сказал Донни. «Пошел ты», — ответила она.

Энн рассказала свою историю, соблюдая хронологическую точность, как будто самое главное было в последовательности событий. Закончив, она вытащила четки:

— Я говорю чистую правду. Клянусь Иисусом, отец.

Отец Коллинз поскреб бровь, покачал головой и вздохнул.

— Это… как бы это сказать… не знаю… Это просто… поразительно.

— Отлично сказано, — заметила Кэролин.

— Вы сделали очень серьезное заявление.

— Я рассказала только о том, что видела. И слышала.

— Вы видели и слышали Деву Марию?

Энн кивнула.

— Но другие ее не видели. Только вы. Ни ваша подруга, ни те люди, которые отправились с вами в лес.

— Я не видела ничего, — сказала Кэролин. — И не слышала.

— А я видела и слышала, — сказала Энн.

— Так же, как видите и слышите меня? — спросил священник.

— Нет. Не совсем.

— Тогда как?

— Я не могу это описать.

— Ну хорошо. Как она говорила? Как я?

— У нее был женский голос.

— Но это был человеческий голос?

— Он доносился издалека. Как будто из-под воды.

— Человек не может говорить под водой, — заметила Кэролин.

— Кажется, я понял, что она имеет в виду, — сказал священник. — Это образное выражение. Не следует понимать его буквально.

— Я имею в виду, — сказала Энн, — что, если бы вы могли разговаривать под водой, ваш голос звучал бы примерно так же.

— Ясно, — кивнул священник. — А у вас не было ощущения, что вы слышите ее слова не так, как мои, не через воздух? Я говорю про звуковые волны. Может быть, они звучали у вас в голове, как при телепатии? Или вы слышали их своими ушами?

— Голос был у меня в голове.

— Так это был телепатический голос? Он был похож на мысли? На ваш собственный внутренний голос? Ваши собственные мысли, произнесенные чужим голосом?

— Ее голос звучал у меня в голове. Так она разговаривала со мной.

— Но вы видели, как шевелились ее губы? Это было что-то вроде пения под фонограмму? Ее губы шевелятся, а у вас в голове звучит ее голос?

— Ее губы не шевелились, нет.

— Вы это видели? Она стояла достаточно близко?

— Ее губы не шевелились. Это точно.

— Как далеко она стояла?

— Примерно в двадцати ярдах.

— Как вы думаете, вы могли бы ее потрогать? Протянуть руку и прикоснуться к ней? Или ваши пальцы… не знаю… просто прошли бы сквозь нее? Она походила на привидение или на человека из плоти и крови?

— Она была прозрачной. Так мне показалось. Я плохо объясняю.

— Видели ли вы какую-то рябь? Вроде той, что бывает на воде? Или ничего, только воздух?

— Скорее что-то вроде тумана. Что-то похожее на облако.

— Почему вы так говорите?

— Мне так показалось.

— Таково ваше впечатление?

— Да, впечатление.

— То есть она была похожа на облако?

— Ну да, пожалуй.

— Вам не показалось, что она похожа на сон? Что-то вроде сна?

— Нет. Вряд ли. Я знаю, это мне не приснилось. Нет, на сон это было не похоже.

— Чем это отличалось от сна?

— Что вы имеете в виду?

— Чем ваши ощущения отличались от тех, которые человек испытывает во сне?

— Тем, что это был не сон. Я не спала, когда все случилось. Как сейчас. Вы же знаете, что сейчас вы бодрствуете, а не спите?