Книга Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни - Ирэн Роздобудько

Они ничем не выказывали своих эмоций по поводу моего визита, но я знала наверняка, что им тоже хорошо и уютно со мной. Очевидно, мы схожи по группе крови или многим другим признакам. Поэтому нам не нужно напрягаться и выдумывать темы для разговоров.

Меня не касалось, кем они приходятся друг другу. Будет ли беспокоить девушку то, что моя голова у него на плече. Мне просто был необходим отдых. И они оба это понимали.

Те несколько часов, которые я тут проводила — в тишине, в созерцании, в ощущении покоя, — проходили незаметно. Потом я прощалась и уходила, наполненная новой энергией, готовая снова окунуться в суету, бурлящую за пределами их рощицы.

Как они жили без меня? Наверное, так же просто: девушка готовила еду, юноша… Не знаю. Может быть, ходил на охоту? Правда, в условиях города это выглядело бы странно…

Меня это не волновало. Просто я приходила к фургону, когда очень уставала, клала голову ему на плечо, наблюдала за девушкой и молчала.

Между нами не было ни любви, ни ревности, ни двусмысленности, ни расспросов, ни словесного пикирования. Но мне казалось, что эти отношения — нечто большее, чем дружба, большее, чем любовь или какие-либо другие чувства, которых в моей жизни и без того было немало…

— Если у тебя появились новые друзья, — сказал муж накануне моего дня рождения, — почему бы нам не пригласить их в гости?

Это была превосходная идея! Я не раз рассказывала ему о фургончике, о тех двоих, которые живут в нем, об их спокойном и размеренном существовании.

Правда, я не могла признаться в том, что кладу голову на плечо парня в тельняшке. Ведь тогда пришлось бы объяснять мужу, что это — совсем не то, о чем он может подумать. Но если бы я начала это объяснять и оправдываться — вышло бы, что это именно ТО. Вот такой парадокс лишних объяснений. Женская головка на мужском плече здесь — совсем иное, чем то же самое — там. Там, у моих друзей, это лишь символ покоя. Таким же символом могло бы стать все что угодно: игра в преферанс, чаепитие, выкручивание лампочки, приготовление борща — не имеет значения. Просто в тот момент, когда я осознала, что мне хорошо, — склонила голову на плечо хозяина фургончика. И это запечатлелось на уровне рефлекса. Только и всего…

Итак, я пригласила их в гости. Они обещали прийти.

Накануне я провела на кухне несколько часов — пекла, жарила, варила, резала овощи. Потом накрывала стол, до блеска натирала фужеры и стаканы. И так устала, что начала воспринимать будущую вечеринку как абсурд, свалившийся на меня, будто железобетонная стена во время землетрясения.

Хотя я привыкла жить так — мыть, стирать, убирать, готовить еду, таскать сумки. Каждый день. Из года в год. Так жили все наши знакомые. Так жила и я. Теперь, думаю, вы понимаете, чем для меня был фургончик…

…Они пришли, когда все уже собрались. Я посадила ее между Николаем Николаевичем, моим шефом, и практикантом Ванечкой, а его — поближе к Дарине, на углу стола.

Они вели себя скованно и скромно. И мне было немного обидно. Мне хотелось, чтобы все присутствующие — эти шумные, суетливые люди — увидели нечто противоположное. Тишину и простоту, преисполненные чувством достоинства.

Гостей было много. Я старательно следила за тем, чтобы одно блюдо вовремя сменялось другим, бокалы и тарелки не были пустыми, чтобы звучала музыка. Спустя несколько часов, когда вечеринка была в разгаре, я заметила, что их нет.

Они ушли по-английски…

— Где же твои друзья? — спросил муж, когда я из последних сил домывала посуду. — Почему они не пришли?

— Как это — не пришли? — удивилась я. — Неужели ты их не заметил?

— Вот как? — воскликнул муж. — Кажется, я пока не ослеп! Кроме тех, кого я знаю, не было ни души!

— Не зли меня, пожалуйста, — устало буркнула я. — Они — были. Просто ушли раньше всех.

— Это ты меня не зли! — возразил муж, который еще с юных лет был заядлым и вспыльчивым спорщиком. — Повторяю: кроме тех, кого мы с тобой вместе приглашали, больше никого не было!

— А кто же, интересно, сидел между Николаем Николаевичем и Ванечкой? — начала заводиться я. — Кто сидел рядом с Даринкой?

Муж окинул меня озадаченным взглядом.

— Ты, наверное, слишком устала…

— Да, я устала, — согласилась я, — но в этом случае это не имеет никакого значения. Они были! И прекратим этот бессмысленный спор.

— Хорошо, — спокойно сказал муж, — я сейчас позвоню Ивану. А то заснуть не смогу.

Он вышел в прихожую и, несмотря на поздний час, позвонил практиканту. Я не прислушивалась. Все это было просто смешно.

— Ну вот, — сказал муж, вернувшись на кухню, с довольным видом потирая руки. — Я был прав. Иван тоже никого не видел. Рядом с ним никто не сидел. В общем, не о чем говорить.

Не сказав ни слова, я бросилась к телефону. Мне было все равно, что показывают стрелки часов. Но Дарина вычитала меня по полной программе и перед тем, как бросить трубку, все же добавила:

— Никого рядом со мной не было! Ты просто поставила лишний стул.

Я вернулась на кухню вконец растерянная. Муж понял все без слов. На его лице засияла довольная ухмылка.

— Как я могла забыть! — обрадовалась вдруг я. — Ведь мы фотографировались! Именно — за столом. Помнишь?

Мне захотелось тут же помчаться в фотомастерскую, но я вовремя спохватилась: ведь было уже далеко за полночь. Пришлось потерпеть до утра…

Я забрала пленку и отпечатанные фотографии только вечером следующего дня. Быстро просмотрела их все и потом тщательно обследовала каждый кадр. Моих гостей на них не было. А рядом с Дариной и между Николаем Николаевичем и Ванечкой зияли пустые места.

Я ничего не сказала мужу. Но и не испугалась. Просто запретила себе задаваться лишними вопросами. Ведь так часто бывает: мы встречаем на своем пути нечто, что не поддается нашему пониманию, например, большую любовь или настоящую преданную дружбу. Когда же мы начинаем с недоверием копаться в механизме этих явлений, он распадается на мельчайшие винтики. И нечто БОЛЬШОЕ превращается в мелкие детали, которые невозможно снова собрать вместе, а если и соберешь — все равно теряется вся ценность и очарование того, что раньше было единым целым. Это я знала по собственному опыту.

И поэтому, как и прежде, продолжала ходить за черный забор маленькой рощи, месила ногами сырую землю и входила в фургон. Они всегда были на месте. Девушка сидела у порога, юноша что-то мастерил. А я клала голову ему на плечо. Забывала обо всем, глядя на то, как из-под его руки выползают золотистые змейки, пахнущие лесом.