Книга Наемник - Чарльз Холдефер

– Вот уж кто сексуально озабоченный, так это наш Дэвид, – заметил Харв между скрипами. – Кролик-крольчище.

За следующий месяц из разговоров с Дэвидом (стоило ему преодолеть первоначальное смущение, и он начал с удовольствием разговаривать на эту тему) мне стало ясно, что он рассматривает свои сексуальные искания не просто как источник огромного наслаждения; он считал их, ну, как бы сказать, немного гламурными. Он как бы стал членом закрытого привилегированного клуба. Корпус мира устроил его преподавать английский язык в местном лицее, и все подростки были от него без ума.

– Хочешь поехать со мной в следующие выходные в Касу? Я знаком с тамошним чиновником для особых поручений, он организует у себя небольшую вечеринку. С сюрпризами. Что скажешь?

Я отказался. Я вообще проводил большую часть времени с Харвом, который вел совершенно другое существование. В его обязанности как члена Корпуса мира входило обслуживание водяных насосов в отдаленных деревушках, где жили шахтеры, добывавшие на местных шахтах фосфаты. Он целыми днями мотался по окрестностям на мотоцикле; мало того, он сумел добыть в Корпусе мотоцикл и для меня. Мы с ревом носились по пыльным дорогам тамошних пустых равнин и не обращали внимания на пыль и мелкие смерчи. Харв действительно разбирался в насосах и трубах, но большую часть времени ему приходилось ждать запчастей, которые ему высылали почтой по требованию. Иногда много дней подряд он выходил из дому только для того, чтобы наведаться на почту, и возвращался обратно – делать было нечего. Заказанная деталь не пришла, и начать ремонт невозможно. Он пожимал плечами и сыпал марихуану в трубку. Он никуда не спешил.

– Все в порядке, – любил он повторять. – На нашей грядке все в полном порядке!

* * *

Я рассказываю все это потому, что моя поездка к Дэвиду Дэвиду и опыт общения с Харвом отчасти объясняют, как я встал на путь, который в конце концов привел меня к моей сегодняшней работе. Как я стал контрактором. В бюрократической системе порой случаются странные вещи. Некоторые утверждают, что армия действует случайным образом, но это не совсем правда. Ее действия подчинены некой логике, причем достаточно жесткой. Вот только логика эта может оказаться весьма запутанной и неочевидной. Мелочи внезапно выходят на первый план; вся пирамида опрокидывается и начинает балансировать на вершине. Предугадать действия такой системы совершенно невозможно.

После возвращения из Марокко я сменил несколько мест работы; в частности, продавал машины у Большого Дейла в «Больших делах», откуда ушел после спора с Большим Дейлом (он надул меня с комиссионными, а когда я начал протестовать, попытался запугать меня криком и отправил пинком в угол стойку с рекламными брошюрами, подразумевая, что следующим туда могу полететь я; я, конечно, нисколько не испугался; но Большой Дейл был ну действительно большим, поэтому я без единого слова покинул его кабинет, снял с себя ярко-красный галстук с вензелем «БД» и засунул его в кофейник в демонстрационном зале). Я решил поступить на службу в ВВС. К этому моменту я был вполне готов снова уехать из страны, а мысль об учебе на летчика привлекала меня куда больше, чем Корпус мира. Но в летной школе для меня не хватило места; после отказа я перенаправил свое заявление из авиации в армию и был принят. Я стремился произвести на всех наилучшее впечатление и потому не упоминал работу у Большого Дейла; вместо этого я упирал на хорошие оценки в колледже и другие моменты моих «умений и опыта»; я преувеличил длительность марокканской поездки, а в графе касательно иностранных языков отметил: «арабский – довольно бегло».

Нет, я и правда выучил несколько слов. Например, что нужно сказать, пожимая руку. И «нет». И конечно, «спасибо». Шукран. В путешествии этим словом пользуешься часто. Это как подпись на общественном договоре. Помню, как однажды в выходной, когда мы с Харвом как следует накурились – а к тому времени я вполне приспособился к его образу жизни, – он пригласил пару проституток за восемьдесят дирхемов. Дэвида Дэвида не было в городе, он уехал в очередную из своих «экспедиций», и Харв сказал:

– Черт, мы могли бы заполучить их за шестьдесят дирхемов, но мы же гуманисты!

Девушки вовсе не показались мне похожими на проституток. Хорошенькие, лет двадцати с небольшим, в джинсах и простых топиках, с аккуратно нарисованными легкими тенями вокруг глаз. Они казались европеизированными, но по-английски говорили плохо. Одна из них подала мне чашку сладкого чая с мятой.

– Шукран, – сказал я.

Она присела рядом. Я отхлебнул чаю. Харв, обняв рукой вторую девицу, раскинулся на диване, но не смотрел ни на кого из нас. Он тихонько посмеивался чему-то своему.

Моя девушка включила музыку, и я поднялся было потанцевать, но она повернулась ко мне спиной и потянула с места девушку, сидевшую с Харвом. Вдвоем они принялись покачиваться и медленно вращаться под популярный французский мотив. Очевидно, это тоже входило в стоимость услуг. Я снова уселся и, попивая чай, наблюдал за представлением, а Харв пригладил пятерней волосы, ухмыльнулся и спросил, перекрывая музыку:

– Ну как, парень, все в порядке?

– Да, конечно! – отозвался я.

Позже Харв залез куда-то глубоко в свою заначку и вытащил марочку с кислотой; он приберегал ее к Рождеству, поскольку в тех местах ЛСД был товаром редким и дорогим, но теперь решил, что не в состоянии ждать. Он лизнул палец, подцепил марку и лизнул, затем откинулся на подушки и довольно замурлыкал: «Хо! Хо! Хо!» Его проститутка стояла над ним, вращая бедрами, и морщила лобик. Мне же в тогдашнем обкуренном состоянии идея Санта-Клауса после дозы ЛСД показалась интересной и стимулирующей; я пустился в подробные объяснения, хотя язык у меня порядком заплетался. (Прекрасная иллюстрация к тому, что мне не следует баловаться с наркотиками; вместо того чтобы радостно хихикать, я становлюсь серьезен и пускаюсь в пустые, но глубокомысленные рассуждения.) Харв сумел-таки подняться на ноги, взял жрицу любви за руку и спотыкаясь направился в комнату.

Я перевел взгляд на свою девицу. Для проститутки она выглядела слишком отстраненной – сидела напротив меня и внимательно изучала коленки своих джинсов. Может, она решила, что я пренебрегаю ею, но на самом деле я просто слишком далеко улетел. Она была молода и казалась грустной – скорее всего, из-за пухлых щечек. Она заметила, что я смотрю на нее, поднялась и подошла, но только для того, чтобы забрать у меня пустую чашку.

– Шукран, – сказал я.

У меня не было спальни, куда я мог бы пригласить ее. Все время, что я провел в городе, я спал в гостиной на диване. Я мог бы, наверное, увести ее в комнату Дэвида Дэвида, но не хотел. Откровенно говоря, я вдруг понял, что вообще не хочу заниматься с ней сексом. (На тот момент это показалось мне поразительным откровением. Глубоким и мудрым.) Мои руки казались легкими, будто способными всплыть. Они поднялись в воздух сами по себе. Они действительно всплывали. Чтобы скрыть это, я потянулся и зевнул. Она широко улыбнулась мне, не разжимая зубов. Этого зрелища я никогда не забуду. Ничего более зловещего, чем эта улыбка, я в жизни не видел. Даже если бы до этого я собирался трахнуть ее, после этой улыбочки мне точно расхотелось бы, да и получилось бы вряд ли.