Книга Лев правосудия - Леена Лехтолайнен

Кто-то потерся о мои колени, и я вздрогнула. Наверное, это была самая крупная кошка, которую я когда-либо видела, серая с полосками, с большими лапами и очень пушистая. Она точно весила не меньше десяти килограммов. Возможно, ее предками были итальянские лесные коты. Я попыталась взять кошку на руки, но она убежала вглубь церкви. Вдруг что-то заслонило полоску света, проникающего через приоткрытую дверь. Оглянувшись, я увидела стоящего в проходе того неприветливого монаха. Он начал что-то тихо и быстро говорить мне, голос его походил на шипение кошки. Слов я не поняла, но смысл был абсолютно ясен: мне предлагалось как можно скорее исчезнуть из церкви, иначе… У нас в Восточной Финляндии принято пугать тем, что Господь швырнет горячий камень на голову. Я бы не удивилась, если бы монах сейчас говорил мне примерно то же, и посчитала за лучшее послушаться. Время парковки «пунто» истекло, но, по-видимому, благодатная атмосфера монастыря сохранила меня от штрафа.

Я направилась в сторону Монтальчино и, не доезжая до деревни, увидела указатель на Валь д’Орчу, где путникам обещали «Bed and Breakfast». Там нашлась свободная комната. Постояльцам предлагался ужин; я заказала пиццу «Маргарита» и полулитровый графин «Брунелло». Затем проверила рейсы из Флоренции в Хельсинки. Мне повезло: на рейс с пересадкой в Вене еще были места. Это означало, что придется встать пораньше, но чем скорее я улечу из Италии, тем лучше. Здесь мне больше незачем оставаться.

Проснувшись в пять утра, я вспомнила, что мне еще нужно сделать много дел. Сначала проверить, что лежит в том конверте, который Давид прятал в запертом ящике комода. Ханд, Касси и Кавалло по-прежнему оставались невычисленными. Стоит ли рисковать и везти конверт в чемодане? Багаж всегда мог пропасть, а в рейсе с пересадкой опасность этого особенно возрастала. В конце концов я спрятала и конверт, и калейдоскоп в рюкзак, который собиралась держать при себе. Конверт решила не вскрывать. Потом, дома… Или куда там меня еще занесет. В Финляндии часть моих вещей хранилась на Унтамонтие у тетушки Воутилайнен, остальное я перед отъездом в Италию отвезла в Хевосенперсет. Тетушка Воутилайнен вряд ли успела получить мою почтовую открытку, которую я ей отправила из Роккастрады, и еще не ждала меня обратно. И я не могла жить у нее до бесконечности.

По пути я остановилась на автозаправке, где во дворе были две телефонные кабинки. Когда я попросила у продавца телефонную карту, тот, юноша лет двадцати, посмотрел на меня с жалостливым сочувствием: вот, еще одна несчастная, которая застряла в прошлом тысячелетии и не имеет мобильника.

Сначала я позвонила Ханду, но попала на автоответчик с итальянской речью. На всякий случай перезвонила, чтобы проверить, не упоминается ли в сообщении чье-нибудь имя. Насколько я поняла, нет.

Кавалло, напротив, ответил сразу же.

— Pronto! — крикнул женский голос. — Carlo, dove tu? Con una donna…[10]

Я прервала словоизвержение на том конце провода и спросила, говорит ли женщина по-английски. Она ответила утвердительно, но продолжила все равно по-итальянски. На меня лавиной обрушились вопросы: кто я и почему звоню на телефон Карло? Знаю ли я, где Карло?

Я попросила собеседницу перейти на английский. Она тут же спросила, не являюсь ли я американской любовницей Карло. Постепенно я поняла, что Карло и есть искомый мною Кавалло и что жена не видела его уже двое суток. Телефон мужа она обнаружила в его машине, в отделении для перчаток.

— Куда Карло мог отправиться без машины? Вы с ним встречались?

— Нет, — ответила я. — Вы сообщили карабинерам о том, что ваш муж исчез?

А между тем я заподозрила, что уже знаю, где он сейчас.

— Нет! Они только посмеялись бы надо мной. Полиция в этой деревне ничего не знает, нужно сразу обращаться во Флоренцию!

— Где вы живете?

— В Лаго-ди-Сканно. Будто вы этого не знаете!

— Никогда не встречала вашего мужа, госпожа…

— Дольфини.

— Так вот, госпожа Дольфини, но… У вашего мужа ноги, случайно, не разной длины? Он использовал в туфлях специальные стельки?

— Вы его не встречали, но при этом знаете такие детали! Кто вы на самом деле? Что вы хотите от меня и Карло?

Мне не хотелось рассказывать госпоже Дольфини по телефону, что ее муж убит. По крайней мере, я должна была сначала убедиться, что рядом с ней есть кто-то, способный утешить и поддержать. И вообще, с какой стати она должна была мне верить? Я поступила как изрядный трус — повесила трубку. Где в Италии находится это Лаго-ди-Сканно? Вроде бы в горах Северной Италии есть большие озера.

Пора было ехать дальше. Касси имела финский номер, поэтому могла подождать до моего возвращения на родину.

Машину я оставила на парковке во Флоренции. В фирме по прокату автомобилей мое досрочное возвращение «пунто» вызвало недовольство: договор об аренде действовал еще две недели. В последний момент успела сдать багаж и побежала проходить контроль. И только там вспомнила, что калейдоскоп по-прежнему лежит в рюкзаке, а в нем может быть спрятано что угодно. За пропускными воротами поджидала собака, натасканная на поиск наркотиков. Она выглядела безразличной, но мне достаточно часто доводилось видеть, как ищейка внезапно настораживается, когда чувствует запах. Я старалась выглядеть невинно, как обычная туристка, возвращающаяся из отпуска. Как только дежурный не догадывается посмотреть на мою шею — пульс бьется в два раза быстрее нормального.

Контроль я миновала благополучно. На табло сообщалось, что отправление моего рейса задерживается на четверть часа. Это была последняя возможность купить какой-нибудь сувенир, вроде фартука с изображением памятника Давиду на груди. Когда госпожа Сталь носила своего первенца, они с мужем были во Флоренции, и Давида назвали в честь знаменитой скульптуры Микеланджело. В этом произведении искусства, по мнению Сталей, не было заложено какого-либо эротического смысла, оно символизировало отчаянную отвагу библейского Давида перед превосходящей силой врага. Отец Давида сравнивал Эстонию с Давидом, а Советский Союз — с Голиафом. Эстонии следовало сопротивляться, хотя бы это и привело к большим потерям. Давид иногда в шутку говорил, что имя предопределяет судьбу. Против кого он вышел сейчас со своей пращой? Я смотрела на почтовые открытки с изображением мраморного Давида и не видела в нем ничего эротического — только отчаяние. Вероятно, и сам Микеланджело ваял свою скульптуру не без политического подтекста, считал мой Давид. Мы собирались вместе съездить во Флоренцию посмотреть на его тезку, но это было отложено до лучших времен. Как и многое другое.

Когда уже объявили посадку, я все же решила купить открытку. Чувствовала себя при этом влюбленной дурочкой. Но, в конце концов, там же изображен Давид Микеланджело, а не мужчина, о котором еще несколько дней назад я думала: «мой Давид».

Венский аэродром долго не разрешал нашему самолету зайти на посадку, машина все кружила и кружила над ним, заставляя нас нервничать. А потом я опять должна была бежать как сумасшедшая, чтобы пройти промежуточный предполетный досмотр и успеть на самолет в Финляндию.